— О’кэй, что вы предлагаете?
— Я вам скажу: мы должны прыгнуть в Англию и установить, как крепко англичане держатся за “Цветок Забвения”, кто именно держится за него и какие у него слабости.
Клер посмотрел на Фрэнсиса и ему показалось, что тот хорошо знает, как вырвать согласие у этого “кого-то”.
— О’кэй, — произнес Клер. — Это ваше с Грейс дело. Возьмете спецракету?
— Нет, мы успеваем на полуночную из Нью-Йорка. До Свидания.
— До свидания. Свяжитесь со мной завтра утром!
Когда на следующее утро Грейс связалась с шефом, он воскликнул:
— Доброе утро, девочка! Что вы сделали со своими волосами?
— Мы нашли нужного человека, — коротко объяснила она. — Его слабость — блондинки.
— Кожу вы тоже высветлили?
— Конечно. Вам нравится?
— Вы выглядите очаровательно — хотя ваш прежний облик нравился мне больше. А что сказал на это Сэнс?
— Ему все равно — он весь в делах. Но перейдем к делу, шеф, мне нужно кое-что сообщить. Мы с этим типом должны совершить дальнюю прогулку. И чтобы что-то извлечь из этого, необходимо будет потрястись на гладкой дороге.
— Не делайте ничего, что вы снова не сможете привести в прежний вид!
— Вы же меня знаете, шеф. Я не доставлю вам неприятностей, но это будет довольно дорого стоить.
— Конечно.
— Пока все. Потом я снова свяжусь с вами.
На следующее утро она снова стала брюнеткой.
— Что это? — спросил Клер. — Маскарад?
— Я оказалась не из тех блондинок, к которым он питает слабость, — объяснила она. — Но я нашла то, что его интересует.
— И это удастся?
— Я думаю, удастся. Сэнс только что подписался под этим. Завтра утром увидим, повезет ли нам.
Она прибыла на следующее утро и, похоже, с пустыми руками.
— Ну? — спросил Клер. — Что теперь?
— Экранируйте комнату, Джей, — попросил Фрэнсис. — Потом поговорим.
Клер щелкнул тумблером — интерференционное поле превратило кабинет в просторный гроб.
— Что дальше? — спросил он.
— Покажи ему, Грейс!
Грейс повернулась к нему спиной, немного повозилась с одеждой, снова повернулась и осторожно поставила чашу на письменный стол шефа.
Нельзя было сказать, что чаша просто красива. Это была сама красота. На ее простой хрупкой выпуклости не было никаких украшений. Любые декоративные детали были бы здесь излишними. В ее присутствии боязно было даже громко разговаривать.
Клер потянулся, чтобы коснуться ее, но передумал и убрал руку. Потом он нагнул голову и заглянул внутрь. Странно, как трудно было разглядеть дно чаши. Клер почувствовал, что погружается все глубже, словно бы утопая в пруду, наполненном светом.
Он рывком поднял голову и заморгал.