Джек Галлуэй не стал размениваться на газеты — он хотел пристроить мою историю в общенациональные журналы, вроде “Лайфа” и увязать ее с успехами фирмы за прошедшие тридцать лет. “Лайф” наживку не взял, но Джек умудрился пристроить меня, вкупе с рекламой, в другие журналы.
Я начал подумывать о том, чтобы отпустить бороду — тогда меня никто не узнает.
Я получал множество писем, один из моих корреспондентов обещал, мне, что я буду вечно гореть в аду за то, что пошел против предначертания Божия. Я наплевал на это; если бы Бог имел относительно меня другие планы, он бы искоренил анабиоз в зародыше, резоны такого рода мало меня трогали.
Во вторник, третьего мая 2001 года мне позвонили.
— Вас просит миссис Шульц, сэр. Вы будете с нею говорить?
Шульц? Дьявольщина, я же обещал Доути, что разберусь с нею. И все время откладывал, будучи уверен, что она — одна из тех зараз, что пристают к бывшим Спящим и изводят их вопросами.
Доути сообщил, что с декабря она звонила несколько раз, пыталась узнать мой адрес, но неизменно получала отказ.
“Ладно, — подумал я. — Поговорю с ней, чтобы она не докучала Доути”.
— Соединяйте, — сказал я.
— Это Дэнни Дэвис? — раздалось из трубки.
Экрана у моего телефона не было и видеть меня она не могла.
— Говорите. Ваша фамилия — Шульц?
— Ох, Дэнни, дорогой, как я рада снова слышать твой голос!
Я молчал.
— Ты не узнаешь меня?
Я узнал ее. Это была Белл Джентри.
Мы договорились встретиться.
Первым моим порывом было послать ее ко всем чертям и бросить трубку. Но я не поддался ему: это была бы ребячья месть, она не вернула бы мне Пита; достойное отмщение кончилось бы для меня тюрьмой. Я бросил искать Белл и Майлза, но частенько о них думал.
А Белл почти наверняка знала, где сейчас Рикки. И я согласился встретиться с нею.
Она предложила вместе пообедать, но я просто не мог согласиться. Я не очень щепетилен, но всегда считал, что совместная еда — занятие для друзей. Я согласился встретиться с ней, но не есть и не пить. Я спросил у нее адрес и сказал, что буду к восьми вечера.
Она жила в одной из дешевых меблирашек (в нижнем Ла-Брэ), до которых еще не добралась Большая Стройка. Теперь я мог быть уверен, что она никуда от меня не денется.
Но стоило мне ее увидеть и я понял, что любая моя месть опоздала; время и она сама справились с этим лучше меня.
Ей было не меньше пятидесяти трех, если судить по тому, что я помнил, а скорее всего — ближе к шестидесяти. Благодаря успехам геронтологии и эндокринологии женщина, если она следила за собой, могла выглядеть на тридцать еще тридцать лет после тридцати. Некоторые актрисы выступали в амплуа инженю и при этом были бабушками.