«Еы».
— Точно, — согласился Захарка.
Натянул тетиву, запустил стрелу, она взмыла стремительно, потом, казалось, на мгновение застыла в воздухе и мягко пала вниз, в землю воткнувшись.
— Вау, — сказала Ксюша, выйдя с половой тряпкой на крыльцо. — Как красиво!
Пошатываясь на ветерке, стрела торчала вверх.
— Стоит, — добавила Ксюша мечтательно.
«В хорошем настроении сегодня, — подумал Захарка. — Полы моет».
Не сдержался и спросил:
— Ты что это за грязный труд взялась?
— Ремонт начинаем сегодня. Нашей Ксюше так хочется свою комнатку в оранжевые цвета раскрасить, что готова на любые жертвы, — ответила Катя за Ксюшу.
Ксюша, обиженная и на сестру и на брата, выжимала грязную воду из тряпки.
Захарка побродил по саду, погрыз, нехотя, яблоко.
Поносил Родика на шее, потом пацана отправили спать, и Захарка, чтоб не мешаться истово прибирающимся сестрам, отправился к себе.
Во дворе бабушка уже затерла кровь, а свиньи не осталось вовсе: только мясо в тазах.
Скрипнув дверью, вошел в избушку.
Было душно. Он стянул шорты, вылез, чуть взъерошенный, из майки. Упал на кровать, покачиваясь на ее пружинах. Завалился на бок, потянулся рукой к старой книге с затрепанной обложкой и без многих страниц, да так и не донес ее к себе. Припал щекой к подушке, притих. Вдруг вспомнил, что не выспался, закрыл глаза, сразу увидев Катю… о Кате, Катино, Катины…
Лежал, помня утренний визг, полет стрелы, черную воду из тряпки, вкус яблока, яблоню качает, раскачивает, кора близко, темная кора, шершавая кора, кора, ко… ра… ко…
Скрипнула дверь, проснулся мгновенно. «Катя», — екнуло сердце.
Вошла Ксюша, в смешном купальнике: все на каких-то завязочках с бантиками.
Расщурив глаза, Захарка смотрел на нее.
— Разбудила, спал? — спросила она быстро.
Он не ответил, потягиваясь.
— Мы купаться собрались, — добавила Ксюша, присев на кровать так, чтобы коснуться своим бедром бедра брата. — А то от краски уже голова болит: мы красить начали. Двери.
Захарка кивнул головой и еще раз потянулся.
— Ты отчего молчишь? — спросила Ксюша. — Ты почему все время молчишь? — повторила она веселее, и на тон выше — тем голосом, какой обычно предшествует действию. Так оно и было: Ксюша легко перекинула левую ножку через Захарку и села у него в ногах, крепко упираясь руками ему в колени, сжимая их легко. Вид у нее был такой, словно она готовится к прыжку.
«Я вроде бы и не молчу…» — подумал Захарка, с интересом разглядывая сестру.
Ступнями он иногда чувствовал ее холодные, крепкие ягодицы. Она чуть раскачивала задком из стороны в сторону и вовсе неожиданно пересела выше, недопустимо высоко, — прижав ноги к его бедрам и тихо щекоча Захарку под мышками.