— Мне доводилось слышать такое мнение. Справедливости ради должен сказать, что у меня есть известные оговорки, впрочем, кто и когда принимал произведения, являющиеся плодом вымысла, безоговорочно?
— У меня и у самого есть кое-какие оговорки.
Услышав такое признание, я не стал излагать свои претензии. Меня заинтересовал портрет на книжном шкафу, и я спросил, кто это.
— Лицо этого человека мне знакомо. У него, я бы сказал, глаза поэта.
— Не только глаза, но и голос. Это портрет Бориса Пастернака в молодости. А вон там, на стене, Маяковский. Тоже замечательный поэт, необузданный, жизнелюбивый, неврастеничный, он любил революцию. Говорил: «Моя революция». Считал ее святой прачкой, отмывающей землю от грязи. Позже, к сожалению, он разочаровался в революции и застрелился.
— Я читал про это.
— Ему хочется, писал он, чтобы родная страна его поняла, а если нет, он пройдет над ней стороной, как проходит косой дождь.
— Вам не удалось прочитать «Доктора Живаго»?
— Удалось, — писатель вздохнул и начал, как я догадался, читать по-русски какие-то стихи наизусть.
— Это стихи Пастернака, обращенные к Марине Цветаевой, советскому поэту, другу Пастернака, — Левитанский двигал по столу туда-сюда пачку сигарет. — Конец ее был трагическим.
— У вас нет фотографии Осипа Мандельшатма? — несколько поколебавшись, спросил я.
Левитанского мой вопрос поразил так, точно мы только что познакомились.
— Вы читали Мандельштама?
— Всего несколько его стихотворений в одной антологии.
— Он — наш лучший поэт… святой… погиб, как и многие другие. Его фотографию моя жена не повесила.
— Я пришел к вам, — сказал я, с минуту помолчав, — потому что мне хотелось выразить вам сочувствие и уважение.
Левитанский щелчком ногтя зажег спичку. И так и не закурив, погасил ее, рука его при этом тряслась.
Мне стало неловко за него, и я отвел глаза.
— Комната очень тесная. Ваш сын спит здесь?
— Не смешивайте прочитанный вами рассказ о писателе с жизнью автора. Мы женаты уже восемь лет, но у нас нет детей.
— Позвольте спросить: имела ли место беседа писателя с редактором, описанная в том же рассказе?
— В жизни она места не имела, но она из жизни, — раздражился писатель. — Мои рассказы идут от воображения. Что за интерес переписывать дневники или воспоминания.
— В этом я с вами вполне согласен.
— Не написал я и о том, что неоднократно предлагал мои рассказы и притчи советским журналам, однако напечатаны были лишь немногие, притом не лучшие. И все же читатели у меня есть, правда, их очень мало, они читают меня в самиздате, передают мои рассказы из рук в руки.