Глядя на пустующую теперь резиденцию Уолси, которая хорошо просматривалась с того места, где они сидели за столиком, Фрэнсису стало любопытно, как поживает кардинал в своей епархии в Йорке, где он по крайней мере сохранил сан архиепископа. Только на мгновение у него мелькнула мысль о том, каким опустошительным должно быть падение от положения фаворита в ничто. Он слышал, что кардинал теперь надел власяницу и живет очень скромно, но из всего этого самым унизительным для него в его разжаловании было то, что он — человек, который был «вторым королем» — вынужден был спасаться бегством, совершая оскорбительный для его положения отъезд на север, когда управляющий Томас Кромвель донес ему угрозы герцога Норфолка: «Если он не уберется, я разорву его собственными зубами».
«Меньше всего на свете я хотел бы потерять милость короля», — вздохнул Фрэнсис.
Но это ему совсем не грозило. Король очень нежно обнял его этим утром, когда он покидал дворец Гринвич, а накануне вечером Анна Болейн скользнула своими холодными губами по его щеке и пожелала прекрасной поездки.
— Вы приедете на мою свадьбу? — спросил Фрэнсис.
— Да, возможно, — ответила она с какой-то странной улыбкой. — Вы будете рады меня видеть?
— Конечно. — Она рассмеялась, откинув голову назад, при этом ее длинная стройная шея вдруг показалась хрупкой и ранимой. Она была так мала и худа и в то же время так могущественна, что существовало нечто тревожащее и нереальное вокруг нее. Иногда Фрэнсису приходила в голову нелепая идиотская мысль, что однажды они все пойдут спать, а когда утром проснутся, то обнаружат, что госпожи Болейн — или леди Анны Рочфорд, как ее теперь называли — вообще никогда не существовало. Но его пугали эти бредовые мысли: они вели в самые дурные тайники его сознания.
Машинально, как это теперь часто случалось, его рука украдкой нащупала амулет на шее, рядом с карбункулом; этот амулет Жиль оставил для него. И еще одна отвратительная мысль лезла в голову — что где-то в густом лесу лежит, разлагаясь, Жиль. Доктор Захарий уверил Вестонов, что их шут ушел умирать в глушь. Фрэнсис оборвал вереницу своих мыслей и заказал еще пива. Он не был расположен думать о свадьбе, до которой осталось семь дней. Однако к нему снова вернулось хмурое настроение, когда, взглянув на замок Саттон, вдалеке — там, на линии горизонта, — он различил двух всадников, летевших во весь опор, и по густым рыжим волосам, развевающимся вокруг одного из них, он узнал, что это его нареченная, Анна, а сопровождал ее мужчина.
Он не видел ее около двух лет и, честно говоря, не мог сказать, что провел это время в тоске и в плаче, потому что азартные игры, выпивки, женщины заполнили все его дни, не давая впадать в воспоминания, но сейчас совершенно беспричинная ревность охватила его. Он пришпорил коня и поспешил вперед, чтобы нагнать всадников. Топот копыт приближающейся лошади, должно быть, привлек внимание Анны, потому что он заметил, как она оглянулась через плечо, услышал ее радостный вопль и увидел, что она сходу резко развернула свою лошадь. Она поспешила навстречу ему, а ее спутник остановился как вкопанный на том самом месте, где находился. Когда Фрэнсис подъехал ближе, он узнал, что это был Генри Ниветт.