— Нет, нет, — сказал он, обезумев от страха. — Я бы не посмел даже думать о таком. Ради Бога, Ваша Светлость.
— Фрэнсис Вестон думает иначе, — сказала она все в той же манере, поддразнивая его. — Он говорит, что вы приходите сюда лишь для того, чтобы «хоть мимолетно взглянуть на меня».
Это было правдой, и от этой мысли нервный спазм сдавил ему горло.
— Пожалуйста, не говорите так. Это опасно, — сказал он.
Она холодно посмотрела на него.
— Значит, вы меня не любите?
— Я этого не сказал. Я только умоляю вас следить за своими словами. У мистера Кромвеля полно шпионов. Если кто-нибудь повторит слова, сказанные вами, нам обоим не сдобровать.
Казалось, это ее успокоило.
— Да, вы правы. Я делаю глупости. Когда я слишком долго бываю одна, то потом становлюсь излишне болтливой. Но на самом деле я, что называется, «порядочная жена». — Она невесело рассмеялась. — Поэтому, если вы когда-нибудь услышите, как обо мне сплетничают, вы спокойно можете все отрицать.
— Я бы так и поступил, разве вы не знаете? — произнес он с жаром. — Если понадобится, я умру за вас.
Опять этот грустный смех.
— Будем надеяться, что в этом не будет необходимости.
Этот разговор вывел его из равновесия, и поведение короля не способствовало тому, чтобы растущая в Генри тревога рассеялась. Он не помнил, чтобы Генрих когда-либо был таким спокойным, таким сдержанным и настолько поглощенным своими мыслями. Норрис, который бывал с ним в самых разных ситуациях и знал весь спектр его настроений, не сталкивался с этим раньше. В спокойствии короля было что-то почти зловещее.
И третий факт, хотя и наименее важный, состоял в том, что прошлой ночью пропал Марк Сметон, и, когда, разыскивая музыканта, зашли к нему, то обнаружили, что все вещи, включая лютню, беспорядочно разбросаны по комнате, как будто он может вернуться в любой момент. Норрис предположил, что музыкант уехал с каким-то секретным поручением и вернется утром, но, взглянув на трибуны, не обнаружил там никаких признаков его присутствия. Юный Вестон, напротив, вернулся из отпуска и, похоже, был доволен жизнью. Заметив, что Генри смотрит на него, он весело помахал ему и широко улыбнулся. Норрис улыбнулся в ответ, опустил забрало и направил свою лошадь туда, где стоял его оруженосец, держа наготове копье. Турнир вот-вот должен был начаться, и его противник, лорд Рочфорд, был уже на своем месте.
Норрис сам не понимал, почему он, проезжая мимо трибуны, посмотрел на королеву. Возможно, по своей давней привычке украдкой бросить взгляд на объект своей любви — привычке, которой он не изменил, несмотря на помолвку с мадам Шелтон. Как бы то ни было, он сделал это, и сквозь щель своего забрала увидел, что Анна смотрит на него и улыбается, и бросает ему свой носовой платок, чтобы он носил его как знак ее благосклонности. Он взглянул на Генриха и увидел, что на его лице появилось безжалостное и злобное выражение, и в его взгляде читалось раздражение, граничащее с ненавистью. Носовой платок оказался на острие копья Норриса прежде, чем он успел сообразить, что этот странный, традиционный жест привел в ярость Генриха Тюдора.