— Позвольте мне помочь вам лечь в постель, — словно ничего не заметив, произнес он вслух.
Внезапно Гарри показалось, что больше всего на свете ему хочется, чтобы кто-нибудь посочувствовал ему.
— Эта проклятая лихорадка. О Господи, — пробормотал он.
А затем, стоя перед шестнадцатилетним мальчиком, Гарри — к своему стыду — разразился безудержными рыданиями. Это был ужасный момент для них обоих. Старшему было стыдно, что он не смог сдержаться, а Фрэнсис смутился, увидев мужчину средних лет в таком вызывающем жалость состоянии.
— Да, сэр Гарри, — сказал он, испытывая жуткую неловкость. — Лихорадка может выкидывать дьявольские трюки. Вероятно, вам следует отдохнуть.
И он взял Норриса под руку и уложил в постель, старательно укрыв одеялом. А затем, выходя из комнаты, он услышал это. Он ни секунды не сомневался. Гарри Норрис простонал в подушку одно слово: «Анна». Непонятно по какой причине — ведь это имя было самым обыкновенным и очень распространенным — Фрэнсис был совершенно убежден, что сэр Гарри имел в виду то странное лесное создание, с которым он встретился в это утро. Именно ее, с черными волосами и глазами, такую вызывающе необычную. Он вышел из комнаты и медленно пошел по коридору с выражением недоумения на лице. Он был уверен, что здесь происходит что-то неладное — и все связано с этой девушкой, но не мог представить, что именно. Весь остальной день он размышлял об этом. И во время сумбурной игры в теннис с Уильямом Бреретоном, и даже когда спешно переодевался, опаздывая к вечерней встрече с королем.
— Смотри, торопись, — крикнул Бреретон, когда они закончили игру. — У Его Светлости на неофициальном ужине будут гости.
— А кто?
— Не знаю.
И хотя Фрэнсис явился ровно в пять, в покоях уже царила суета. Цирюльник усердно трудился над бородой Его Светлости, а Генри Норрис, бледный и выглядевший ужасно, наблюдал за приготовлением ванны для короля.
— Фрэнсис, добавьте этих душистых масел! — окликнул он, подавая пузырек.
Фрэнсис, не подумав, воскликнул:
— О Боже, какая грандиозная подготовка! — Но был тотчас награжден суровым взглядом хищного зверя в облике человека — Экзетера.
— Придержите язык, юный Вестон.
Но когда Уильям Карей и Фрэнсис забирали сверкающий красный бархатный камзол, инкрустированный драгоценными камнями, тот шепнул ему:
— Будут только моя золовка со своим братом.
Фрэнсис раскрыл рот от удивления.
— Судя по приготовлениям, я подумал, что приедут королевские особы.
Уильям как-то печально улыбнулся и покачал головой:
— У них нет титулов.
К тому времени, когда Генрих остался доволен своим внешним обликом, уже прибыли королевские музыканты и заиграли одну из любовных песен собственного сочинения Его Светлости. Он вышел из спальни, надушенный, приятно благоухающий, и остановился у жарко пылающего камина, разожженного, чтобы не ощущать свежести мартовской ночи. «И все же под этими роскошными одеждами кроется всего лишь простой смертный», — думал Фрэнсис. Руки короля подрагивали, а бриллианты и изумруды на его пальцах создавали миллион тревожных отблесков, когда он теребил пальцами свой бокал. Стоявший у двери Роджер Рэтклиф громко объявил: