Когда Энджи и Джим, пройдя через буфетную, вошли в большой зал, Теолаф, как и предполагал Джим, стоял перед возвышавшимся на помосте столом, за которым в своей обычной позе – выпрямившись, словно в седле, – сидел Брайен, уперев локоть в стол и сверля воздух указательным пальцем. Брайен вдалбливал очередную мысль в голову своего собеседника:
– Ты должен постоянно втолковывать им, что поверженный наземь человек не есть человек убитый.
– Я так и поступаю, – вторил Брайену Теолаф. – Но одно дело втолковывать им эту мысль, чтобы ее приняли на веру, и совсем другое – после того, как они едва унесли ноги от человека, которого посчитали мертвым. В замке Уорик один из моих парней пытался обшарить, как ему казалось, труп одного молодца, только что сражавшегося, как дьявол. Ну и...
Теолаф прервал свой рассказ и поклонился, заметив вошедших в зал Джима и Энджи. Поклон его был вполне непринужденным и, как отметил Джим, ничем не напоминал то неловкое телодвижение, в котором Теолаф изогнулся, когда его, выделив из толпы, произвели в оруженосцы. Шляпу Теолафу снимать не пришлось, он держал ее в руке еще с начала разговора с сэром Брайеном.
– Теолаф, – обратилась к оруженосцу Энджи, как только они с Джимом заняли свои места за высоким столом, – побеспокойся о еде для своего господина. Что тебе принести, Джим?
– Сыра, хлеба, немного холодного мяса и немного светлого пива, – ответил Джим. Он уже почти привык к светлому пиву. Вино выглядело заманчивее, но Джим упорно боролся с укоренившейся в четырнадцатом веке привычкой пить вино по любому, даже малейшему поводу.
– Слушаюсь, миледи. – Теолаф, с извиняющейся улыбкой поклонившись сэру Брайену, отправился через буфетную на поиски слуг.
– Брайен, – сказал Джим, – рад тебя видеть. Не ожидал, что ты приедешь в такую погоду. Ты хорошо выглядишь. А как Геронда?
Брайен и его невеста Геронда де Шане держали домашних голубей, которые при необходимости или в плохую погоду, как сейчас, осуществляли связь между замками Смит и Малверн. В замке Малверн был священник, а у Брайена среди слуг нашелся бывший монах, который умел немного писать и читать по-латыни. На этом языке и велась переписка.
– Как нельзя лучше, – сказал Брайен. – Произошли удивительные события, но, прежде чем перейти к ним, я должен сказать тебе, Джим, пока не забыл, что сэр Жиль выразил крайнее сожаление, что не сумел встретиться с тобой после турнира.
– Мне и самому жаль, – проговорил Джим. – Чтобы добраться до графа, он проделал путь чуть ли не от шотландской границы, а нам так и не удалось поговорить. Я думал, он заглянет ненадолго к нам, но так и не сумел его найти. Мне сказали, что он уже уехал. Надеюсь, я не обидел его ни словом, ни поступком.