— Привет, Чарлз. Как торговля? Купил что-нибудь по дешевке? Слышал про «Френчис»? Потеряли сотню миллионов. Похоже, их ждут большие сокращения. Получил данные по ОБО?[29] Да, знаю, показатели хуже некуда. И сделать ничего нельзя. Жаль. Вот увидишь, сейчас Баффет начнет все скупать. Китайское правительство готовит план спасения. Как думаешь, кто на очереди? Кто спишет свои инвестиции в ноль? Господи, ну и рынок, а? Жуть. Охереть, какая жуть.
Я слушал их, слышал, как мечутся они от надежды к отчаянию, слышал в их голосах жадность и страх и думал, что рынок — это отражение психологии работающих на нем трейдеров. Всех этих самоуверенных честолюбцев с ужасно хрупким эго. Их уверенность держалась исключительно на частых и многократных инъекциях успеха. Если рынок сыпался обвально, то потому лишь, что некому было его остановить. Все они соответствовали одному типу — типу рыночного дельца, и потому, когда дела пошли из рук вон плохо, все повели себя одинаково: сорвавшись с пика бездумного расточительства, они миновали рассудочную середину и ударились в слепую панику.
Однажды, уже под вечер, ко мне подошел Баритон. Его одолевала сенная лихорадка, и в носу у него хлюпало, а пальцы нервно теребили галстук.
— Чарлз, я… Просто хотел пожелать тебе удачи. Если могу чем-то помочь… хотя и не знаю чем… В общем, можешь на меня рассчитывать.
Он сжал мне плечо крупной, волосатой рукой. Я поднял голову и увидел в обычно безжизненных глазах какое-то странное выражение. Я встал, доплелся кое-как до туалета и посмотрел на свое отражение в зеркале. Серое, осунувшееся лицо. Провалившиеся глаза под набухшими веками. Паутина морщин. Я плеснул в лицо холодной водой, сделал несколько глотков. Струйка сбежала по подбородку, потекла за расстегнутый ворот, охладила тело.
По вечерам мы с Яннисом держались на коксе. За весь день это было самое прекрасное время. Ясное летнее небо понемногу бледнело, растворяясь в сумерках, листья платанов на площади дрожали, обласканные светом, словно наэлектризованные. Белый порошок прочищал мозг и обострял чувства. Возвращаясь на место, мы видели всю картину, все скрытые связи, объединявшие рынки, пути к восстановлению, прибылям и успехам. Эффект держался до обеда и даже после, покуда не застывал жир на коробках от доставленной пиццы, в которых болтались обгрызенные корки и недоеденный лук. Сессия закрывалась, мы фиксировали позиции и сообщали выходившему из кабинета Бхавину, сколько потеряли за день. Он выслушивал и, не сказав ни слова, скрывался за дверью.
Все это время Яннису удавалось опережать меня. У него был больший запас, он умел добиваться уступок от партнеров и убеждать конкурентов помочь нам, поддерживая падающие цены. Яннис обладал особым инстинктом и, ведя переговоры, мог пристыдить трейдера, с которым вел дело. Там, где я, напуганный финансовыми новостями, опускал руки, Яннис принимал ситуацию как данность и оставался единственным оптимистическим голосом на тонущем рынке. Слушая его одним ухом, я сам рыскал по рынку в надежде отыскать компании, достаточно твердо стоящие на ногах и способные перенести макроэкономическую катастрофу, а другим улавливал обрывки сложных переговоров с обменом по принципу «ты мне — я тебе», детали сомнительных в юридическом отношении сделок и ни намека на какую-либо мораль.