Симона тихо произнесла:
— Милу? С тобой все в порядке?
Она прислушалась, но услышала только тихий шелест, который могла произвести и крыса, привлеченная запахом сыра.
— Я принесла тебе еду, Милу. Не бойся. Я пришла одна.
Ответа не было, но впечатление Симоны, что она не одна, усилилось. Она не могла винить эту девушку за недоверие.
— Месье Пикенз и его друзья покинули плантацию. Ты, наверное, замерзла и проголодалась. Я принесла одеяло, полотенце и мыло, чтобы ты смогла вымыться.
Теперь она услышала почти молчаливое рыдание… как тогда на Бельфлере.
— О, мамзель!
Девушка, крадучись, вышла из тени, крошечная, промокшая насквозь фигурка, дрожащая от холода. С волос текла вода.
— Милу! — воскликнула Симона. — Что с тобой случилось?
— Я спряталась в бочке для дождевой воды, — сказала рыдающая девушка. — Я боялась вылезти. Собаки…
— Так вот как ты их сбила со следа, — тихо засмеялась Симона. — Ты умная девушка.
А крошки, которые Алекс и Орелия оставили белкам, без сомнения, помогли отвлечь собак.
— Вот, — сказала Симона, протягивая полотенце. — Вытрись и завернись в одеяло, пока не простудилась.
— Да, спасибо, мамзель.
Симона следила, как рабыня выскользнула из мокрой одежды и яростно растерлась насухо. В лунном свете ее темно-коричневая кожа светилась здоровьем, груди были твердыми и полными, беременность почти не видна. «Она прекрасна», — подумала Симона и вспомнила об Аристе, смотревшем на то, что сейчас видит она. Ей стало трудно дышать, как будто тяжесть навалилась ей на сердце.
Милу перестала тереть мокрые волосы — они встали вокруг ее лица черным ореолом — и нерешительно смотрела на Симону.
— Мамзель?
Симона осознала, что пристально разглядывает девушку.
— Я пыталась представить, почему месье Бруно хочет сохранить тебя для себя.
— О нет, мамзель! — сказала удивленная Милу. — Это господин Резаный хочет меня! Он настоящий дьявол, мамзель.
— Но ты сказала, что месье Бруно отказался продать тебя.
— Хозяин сказал, что не продаст меня северянину.
Симона коротко рассмеялась.
— Да, мамзель, — настойчиво продолжала Милу. — Хозяин ругает его, говорит, что не верит ему и не знает, что станет со мной, если он меня отпустит. Но мой мужчина — христианин, мамзель, хороший мужчина. — Ее темное лицо неожиданно так засияло, что у Симоны перехватило дыхание. — Он говорит, что никто: мужчина, женщина или ребенок — не должен быть рабом!
— Но он предложил купить тебя!
— Нет! Только мою свободу, — с достоинством сказала Милу. — Он говорил, что хочет жениться на мне по-настоящему и мечтает иметь нашего ребенка.