Пальцы Софи вцепились в его рубаху. Она не сразу обрела голос:
— Я понятия не имела.
Лон издал резкий звук, обозначавший раздражение.
— Я не собирался тебе говорить. — Он накрутил ее волосы на ладонь и слегка потянул. — Мне и сейчас говорить не следовало. Я плохо умею проигрывать.
— Да не о проигрыше речь! Вопрос в том, возможен ли свободный разговор. Раз мы близкие друзья, если мы друг другу… верим… значит, мы должны говорить обо всем на свете открыто и честно. — (Совсем рядом с плечом Лона по ветке пробежала изумрудно-зеленая ящерица.) — Мы должны уметь говорить о Клайве. О нас. О жизни. Говорить правду.
Уголок рта Лона приподнялся в горькой улыбке. Он погладил одну бровь Софи, как бы ощупывая кость.
Софи шумно вздохнула: прикосновения Лона что-то с ней делают. Каждый раз. Каждое касание. Она не может не откликаться. Даже легчайшее прикосновение к брови рассыпало искры по всему ее телу. Ей захотелось прислониться к нему и разлиться по нему. Ей захотелось большего.
Больше, и больше, и…
— О Клайве. О нас. О жизни, — задумчиво повторил Лон; его палец опять прикоснулся к нежной коже под изогнутой бровью. — Правды много.
— Но мы выдержим, да? Мы обязаны выдержать, — сказала Софи осипшим голосом.
Голубые глаза Лона потеплели. Он чуть тряхнул головой и посмотрел на Софи.
— Ты неправдоподобно красивая.
Она не могла больше говорить. Ей оставалось только смотреть вверх, на Лона, и желать, желать, желать.
Так было при их первой встрече на балу для учащихся Лэнгли и Элмсхерста. Клайв, в свойственной ему хозяйской манере, предложил Лону пригласить Софи на медленный танец, и Софи испугалась.
Никогда прежде она не знала таких медленных танцев, как с Алонсо Хантсменом. Он не был похож на подростка. Он был сложен как взрослый мужчина. В тот вечер его руки обвивали ее талию, его ладони лежали на ее спине, она чувствовала каждый изгиб его бедер. Она ощущала его тепло, а он вел ее с непоколебимой уверенностью. В том спортивном зале, украшенном желто-синими бумажными вывесками и связками воздушных шаров, Софи чувствовала себя хрупкой, маленькой, изящной.
Но то, что было тогда, так и осталось для Софи мечтой. Чем-то далеким, придуманным. Нереальным.
Софи заметила, что гроза прекратилась. Капли дождя еще шуршали в листве, но солнце уже пробилось сквозь облака, и джунгли окутал пар. Птицы пронзительно кричали, снизу поднимался запах влажной плодородной земли.
И опять Софи пронзила дрожь, когда прозвенел голос Лона:
— Дождь кончился. Нам лучше вернуться.
Уже почти стемнело, когда они добрались до лагеря. В сумерках Софи различила на реке небольшой катер. Два человека сидели на корточках вблизи их с Лоном импровизированной стоянки. Навес развалился, и пальмовые листья были разбросаны вокруг. Застигнутая врасплох, Софи захотела быть поближе к Лону.