— Почему ты до сих пор ничего не сказала девочке? — спросила маму бабушка, она упорно называла меня «девочка», а не «внучка». — Лала большая, все понимает.
— Я тоже считаю, что давно надо было ей объяснить, но Жюльет ни в какую, — сказал Юбер.
— Вряд ли понимает, — усомнилась мама. — Она ведь никогда не спрашивает об отце.
— Потому и не спрашивает, — сказала бабушка. — Ей в школу через год, а фамилии у всех будут разные.
— Через два, — поправила мама.
— Ну и что? — сказал Юбер. — В память о сержанте Рене Вольере. Он мой лучший Друг. Она должна всегда о нем помнить.
— Как назовете? — спросила бабушка.
— Я хочу Алексом, а он — Рене. Как все равно мемориал устраивает.
— Или Беатрис, если девочка, — добавил Юбер. — При чем здесь мемориал?
— Не ссорьтесь, — сказала бабушка. — Рене — хорошее имя.
— В таком случае, пусть будет Гийом, как твой отец, — сказал Юбер.
— Хмм… Гийом. Он был мужчина, что надо, — сказала бабушка.
Глава 23, в которой я удивилась
— Но ведь у нас нет брата?
— Нет. — Кларис скосила глаза на коньяк, покусала губу, подозвала официанта и попросила принести соку.
— Какого именно, мадам?
— Неважно, но в самом большом бокале.
Официант кивнул и ушел.
— Понимаешь, тут и началось самое ужасное. Я ведь по кошкиному опыту решила, что у мамы в животе много деток, а они ссорятся из-за того, кого оставить! Мальчика или девочку? Еще же неизвестно, кто самый крепкий, чтобы утопить лишних.
— Это смешно.
— Нет, Беа. Совсем не смешно. Я выбежала к ним с криком: «Не смейте! Не смейте никого топить! Мне нужны все»!
Официант принес сок. Сестра выпила весь. Чуть не литр.
— Они меня утешили, дескать, никто не собирается никого топить, к тому же больше одного ребенка сразу редко бывает, и тогда радость еще больше. Что детей в отличие от котят никто не топит, ну и все в таком духе. Я утихла, но не особенно поверила. Потом мама и твой отец не приезжали дольше обычного, а когда приехали — живота у мамы больше не было. Не было и обещанных братика или сестрички. Ты даже не можешь себе представить, что это значило для меня! К вечеру начался жар, тем более что буквально накануне ощенилась Фиалка, и всех ее щенков — всех! — утопили. Они были лишние. У бабушки и без них бегало по двору две собаки… В мамино горе и в объяснения взрослых про то, что ребенок умер во время родов, я не желала верить.
Я молча наблюдала за тем, как моя сентиментальная и уже в общем-то пьяненькая сестрица вливает в себя еще порцию коньяку.
— А когда у мамы опять завелся животик, я решила во что бы то ни стало не допустить ничего подобного. Я никому не сказала о своих планах, но заявила, что желаю жить вместе с мамой и папой Юбером в Париже. Как ни странно, взрослые не возражали. Дело в том, что той осенью я должна была пойти в школу. Конечно, это обстоятельство затрудняло мне слежку за мамой — как бы она не родила без меня и не утопила лишних. Естественно, уследить мне не удалось, маму увезли в больницу, когда я была в школе. А на следующий день папа Юбер повел меня навестить маму и проведать сестричку Беатрис. «Она родилась только одна?» — тайком спросила я у медсестры. Ни маме, ни Юберу я давно не доверяла. «Красавица! — не поняла меня медсестра. — Закажи маме, она тебе еще и братика купит!» «Где купит? У кого?» — растерялась я. А взрослые смеялись…