Расплетая радугу: наука, заблуждения и тяга к чудесам (Докинз) - страница 212

Оставим на мгновение язык, какие другие новшества программного обеспечения могли вытолкнуть наших предков выше критического порога и начать коэволюционную эскалацию? Позвольте мне предложить два, которые могли возникнуть естественным образом из эволюции любви наших предков к мясу и охоте. Сельское хозяйство — недавнее изобретение. Большинство наших предков-гоминид были охотниками-собирателями. Те, кто все еще живет этим древним образом жизни — зачастую классные следопыты. Они могут читать узоры следов, повреждений растительности, отложений экскрементов и остатков волос, чтобы создать детальную картину событий на обширной территории. Узоры следов представляют собой график, карту, символическое представление ряда происшествий в поведении животных. Помните нашего гипотетического зоолога, чья способность воссоздавать прошлые условия окружающей среды, читая тело животного и его ДНК, оправдала утверждение, что животное служит моделью окружающей его среды? Не могли бы мы высказывать подобное мнение о бушмене, специалисте по следам, которому нужно лишь прочитать следы в грязи Калахари, чтобы восстановить детальную картину, описание или модель поведения животных в недавнем прошлом? Должным образом прочитанные, такие следы составляют карты и картины, и мне кажется вероятным, что способность читать такие карты и картины, возможно, возникла у наших предков до происхождения словесной речи.

Предположим, что группа охотников Homo habilis должна была планировать совместную охоту. В замечательном и леденящем кровь телевизионном фильме «Too Close For Comfort» (1992) Дэвид Аттенборо показывает современных шимпанзе, совершающих то, что кажется тщательно спланированным и успешным преследованием и устраивающих засаду на обезьяну колобус, которую они затем разрывают на части и поедают. Нет никаких причин полагать, что шимпанзе сообщали друг к другу какой-то детальный план перед началом охоты, но есть все причины полагать, что habilis мог извлекать некоторую выгоду из такого обмена информацией, если бы его можно было обеспечить.

Как такая коммуникация могла развиться? Предположим, что у одного из охотников, которого мы можем представить как вождя, есть план, как заманить в засаду антилопу канна, и он хочет передать этот план своим коллегам. Несомненно, он мог бы мимически изобразить поведение антилопы канна, возможно, надев для этой цели ее шкуру, как делают сегодня народы, занимающиеся охотой, в ритуальных целях или для развлечения. И он мог бы мимически изобразить те действия, которые он хочет, чтобы выполняли его охотники: тайно подкрадываться в траве; шумно и выразительно во время загона; внезапно нападать из конечной засады. Но он мог бы сделать больше, и в этом он напоминал бы какого-нибудь современного армейского офицера. Он мог указать цели и составить план маневров на карте местности.