Река, текущая вспять (Мурлева) - страница 20

Ему захотелось петь во весь голос, стучать по кастрюлям, чтобы они пришли и растерзали и его тоже, и на этом бы все закончилось. Он сдержался только потому, что рядом были Мари и Кадишон, которые не хотели умирать. Он спрятался под одеяло и заплакал. Они долго так ехали. Томек был безутешен. Мари время от времени клала руку ему на плечо, гладила, успокаивая: «Все хорошо… все пройдет…» Потом, внезапно, она сжала руку крепче и прошептала:

— Томек! Я только что подумала: есть одна вещь, которую мы оба упустили из виду.

— Какая? — всхлипнул он.

— Ты не вспоминал о своей подружке, потому что она была в Лесу Забвения, верно?

— Да, и что?

— Теперь ты о ней вспомнил… Она вернулась в твою память…

Томек потихоньку начинал понимать, что хотела сказать Мари, и вдруг резко сбросил с себя покрывало.

— Конечно! Я снова думаю о ней, значит — она уже не в Лесу Забвения… Она вышла из него, Мари! Она из него вышла!

На радостях они обнялись. Кадишон прибавил шагу, и вскоре трое друзей выбрались с территории медведей. Они теперь могли говорить в полный голос, видеть горизонт и, конечно же, чувствовать тепло ярких лучей. При виде долгожданного солнечного света Томек и Мари пропели все песни, которые вспомнили, и, наконец, загорланили:

Кадишон, у которого ножки вовсе не болели, поскакал резво, как во времена своей молодости, и вскоре они выехали на освещенную равнину, оставив мрачный Лес Забвения позади.

Могила Пита была совсем скромной. Невысокий бугорок, над которым Мари сделала крест из двух ветвей орешника. Белые цветы росли там сами по себе, и это делало бугорок милым и веселым, как сам Пит при жизни. Томек и Мари стояли некоторое время молча, а потом Мари нежно прошептала:

— Вольно, капитан…

Ее глаза блестели, но она не плакала.

Поле превосходило по своей красоте все, что Томек когда-либо видел в жизни. Представьте себе сад, где посажены только цветы — лиловые, белые, красные, желтые, черные как ночь, один ярче другого. Так вот, перед Томеком предстали тысячи таких садов, до самого горизонта.

Он сделал несколько шагов вперед и наклонился к первому попавшемуся цветку. Цветок был похож на анютины глазки: такие же бархатистые лепестки, только ярко-зеленые, словно их специально покрасили. Томек сорвал один и поднес к носу. Оказалось, что цветок пахнет одновременно перцем и шоколадом, странное, но приятное сочетание. Томек снова вдохнул, на этот раз глубоко, и вдруг заметил, что у него на руках надеты старые варежки. Однажды он их потерял, да так и не нашел. Это его рассмешило, и он захотел показать их Мари.