— Они там этих наших шаляй-валяй не признают, — обернулся он ко мне, — нарушил сроки — плати неустойку, а это по контракту миллионы франков... К тому же у меня небольшое предприятие под Лионом, так что сам понимаешь...
Он продолжал слушать, диктовать, отвечать на звонки, одни бумаги на ходу подписывать, другие править... Я смотрел, слушал — и не верил себе. Этот мраморно-гранитный офис, эти факсы и звонки из Вашингтона и Парижа, этот каракуль для Лондона и листовая медь для кого-то еще... И вдобавок — «небольшое предприятие» под Лионом... И все это — Боря Липкин... Да в сравнении с масштабом дел, в которые он погружен, такой мизер — то, ради чего я к нему явился, ради чего ловил, охотился за ним по телефону...
О господи, думал я, и это — после Галича, после Юрия Домбровского... После «самиздата», диссидентства, «хроник», отпечатанных на тончайшей бумаге и передаваемых из рук в руки... После Сахарова, Солженицына, после всего...
13
— Ну, вот, — сказал Липкин, покончив с делами и приказав секретарше никого не впускать и ни с кем не соединять, — ты теперь сам увидел... И так — с утра до ночи... Собачья жизнь... — Он шумно вздохнул.
— Послушай, Боря, — повел я рукой вокруг, — откуда у тебя все это?.. Когда это ты успел?..
Глаза Липкина колюче блеснули под наплывами век:
— Спрашиваешь, когда успел?.. Успел, пока ты чирикал на машинке свои романы, понял?.. (Он произнес «романы» с ударением на «о»). И потом — пора бы знать: о таких вещах в приличном обществе не спрашивают. Скажу одно: бизнес есть бизнес...
Эти слова я уже слышал...
— «От трудов праведных...» — пробормотал я.
— «...не наживешь палат каменных»?.. — подхватил Липкин. — Это верно. Только кому она, эта твоя праведность, сейчас нужна?.. Сейчас нужно страну выволакивать из дерьма, вводить ее в цивилизованный мир...
— И для этого требуется небольшой заводик в Лионе?..
— Для этого требуются деньги, как ты не понимаешь! Деньги, деньги и еще раз деньги!..
— Да-да, — сказал я. — Как это мы пели: «Жила бы страна родная...» Помнишь?.. «И нету других забот...»
— Помню, как не помнить... — Он то ли притворился, то ли в самом деле не уловил иронии, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. — «И нету других забот...» И как там дальше: «И снег, и ветер, и звезд ночной полет...»
— «Меня мое сердце...» — Я споткнулся: — В какую-то «даль зовет...»
— «В какую-то...» — передразнил меня Липкин. — Вот видишь, и сам не помнишь... А я помню: «В тревожную даль зовет...» В тревожную, в тревожную... Боже, какими мы были дураками!.. — Он рассмеялся, черты лица его расплылись и смягчились.