– Ерунда!
– Ерунда?! Ты не представляешь, что для женщины значит лицо! – Циркачка отставила кружку и спросила: – Как мне жить дальше с этим, а?
– Ты прекрасна! И морщины теперь тебе точно не грозят.
– А я не хочу быть старухой с кукольным личиком! – взорвалась Берта. – Да ты потрогай, просто прикоснись!
– Перестань, – попросил я, но девушка продолжила настаивать на своем, и пришлось выполнить ее требование. На ощупь лицо оказалось холодным и помертвевшим. Неживым. И отчасти – неприятным.
Но я все равно беззаботно улыбнулся и произнес:
– Ну и нормально. А что такого?
– Что такого?! – опешила Берта и, ухватив мою руку, вдруг сунула ее себе в вырез платья. – И никакой разницы? Так, что ли?!
– Успокойся! – Я высвободил руку и обнял разрыдавшуюся девушку. – Мы что-нибудь придумаем. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
– Обещаешь? – прошептала та.
– Обещаю. А сейчас давай выпьем.
И мы выпили. Ром огненной волной скатился в пустой желудок, разжег там пламя, ударил в голову. Смыл сомнения и дурные предчувствия. Заставил позабыть обо всем на свете. А потом я просто провалился в забытье.
Спать, спать, спать…
Очнулся как-то вдруг – не иначе из-за пересохшей глотки. Пару мгновений не мог сообразить, где нахожусь, затем приметил сидевшую перед зеркалом Берту и сразу все вспомнил.
Запалившая свечу девушка, не отрываясь, глядела на свое отражение, и плечи ее сотрясались беззвучными рыданиями.
Я влил в себя остававшийся в кружке рома, отдышался и, не выдержав, окликнул циркачку:
– Берта, перестань! С тобой все в порядке!
– В порядке? Я не вижу, что ли? – обернулась девушка.
– Зеркала – известные лжецы. – Неожиданно на меня накатила жуткая злость. – Они врут даже тогда, когда показывают чистую правду. Только и могут, что врать! Ненавижу!
И я со всего маху запустил в зеркало пустую бутылку из-под рома. Во все стороны брызнули осколки, взвизгнувшая девушка обругала меня последними словами, а потом пьяно хихикнула:
– Зеркало разбить к несчастью.
– Да и бес с ним! – поморщился я. – Иди спать уже. Утром поговорим…
Сам откинулся на подушку и закрыл глаза, чувствуя, как начинает все быстрее и быстрее кружиться вокруг меня комната.
Вот ведь…
Утро не разочаровало. Навалилось, скрутило, сдавило.
В глотке – пустыня, в голове – пожар.
Но беспокоило вовсе не это. Я покосился на мирно посапывавшую рядом Берту, приподнял одеяло и едва не застонал от досады: спали мы голышом. А если присовокупить к этому свежие царапины на плечах, картинка вырисовывалась вполне определенная.
Но – не помню. Ничегошеньки не помню…
– Ты так мило смущаешься… – Берта зевнула, перевернулась на бок и хитро глянула на меня через растрепавшиеся пряди волос.