Сергей Львович бросился на помощь, и в этот момент раздался тоненький писк:
– Мама!
Вывернувшись из рук замершей от неожиданности Любани, ко мне топала, радостно улыбаясь, дочь.
– Мама! Ника маме!
– Господи, солнышко, ты вернулась! – я прижала к себе здоровой рукой худенькое тельце. – Ты совсем вернулась!
И больше меня не интересовало ничего: ни суета вокруг нас, ни лежащий физиономией вниз тот самый детина, что был за рулем, ни размазывающая по лицу разжиженную слезами косметику незнакомая девица.
Я соединилась наконец с оторванной частичкой меня, и отнять ее не смог бы никто.
А никто и не пробовал.
Нас подняли, осторожно посадили в машину, отвезли вначале в больницу, где мне наложили гипс на сломанную руку. А потом Сергей Львович забрал нас домой.
Осмотр врача, совмещение костей, наложение гипса – во время всех, кроме рентгена, процедур Ника была со мной. Врач начал было возмущаться, но Сергей Львович что-то тихо сказал ему, и тот смирился. Тем более что ребенок совсем не мешал, дочка лишь держала меня за здоровую руку, которую иногда гладила и приговаривала:
– Котя боли, мама не боли.
В американском фильме это вызвало бы умилительное «о-о-о!», наши медики лишь добродушно улыбались.
Шура с Любаней дожидались нас в больничном холле. Ника стойко перенесла расцеловывание и тисканье двух заплаканных теть. А серьезное – «пасибо, Сура, пасибо, Луба» – вызвало столь бурный восторг и слезопад, что окружающие начали оглядываться.
Получив персональное приглашение на празднование первого в жизни моей дочуры дня рождения, два шумных и употевших ангела-спасителя убыли по домам.
Как и мы с Никой.
Быль о том, как нас встретили дома у Левандовских, будет передаваться из поколения в поколение. Даже вид моей загипсованной руки смог снизить накал восторга лишь на полградуса.
Ника топала по квартире, не выпуская мою руку, щебетала, смеялась. Она обшарила все уголки, словно искала что-то. Или кого-то?
Но о Мае не спросила ни разу.
А утром дочка снова стала заторможенной и вялой. Правда, ходить, самостоятельно кушать и проситься на горшок она не разучилась. Но… Глазенки опустели, смех исчез, щебет – тоже.
Ничего, справимся! Теперь – справимся.
Прошло две с половиной недели. Круги по общественному мнению, вызванные падением мешка с нечистотами, предназначенного Гнусом для меня, давно исчезли. К следователю я съездила пару раз вместе с адвокатом, на этом все и закончилось.
На улице я могла появляться совершенно спокойно, поскольку узнать в седой загипсованной тетке прежнюю Анну Лощинину мог только ясновидящий. Шумиха в средствах массовой информации без подпитки затихла быстро.