Крис прикуривает сигарету, изумленно наблюдая за тем, как я пулей вылетаю из постели и лихорадочно напяливаю одежду. Убираю волосы в задиристый хвостик; несколько раз шлепаю себя по щекам, чтобы уничтожить все следы занятия «для взрослых», и тщательно стираю грех с губ.
— Как я выгляжу? — спрашиваю я.
— Как после траха, — отвечает Крис с самодовольной улыбкой.
В дверь пронзительно звонят.
— Секундочку! Я уже кончаю! — кричу я.
— Опять? — ухмыляется Крис.
Широко улыбаясь в ответ, несусь в ванную, выдавливаю каплю зубной пасты прямо в рот и скачу к двери. Мой новый постоялец встречает меня в джинсах и футболке, сжимая в руке пакет с соединительными шнурами.
— Привет! — громко говорю я, заливаясь краской. — Извини, я приводила себя в порядок.
Энди улыбается сквозь зубы: он явно не любит, когда его заставляют ждать.
— Надеюсь, не для меня, — говорит он.
— Частично, — отвечаю я, и его улыбка становится немного теплее.
Он напряженно смотрит через мое плечо, и я поворачиваюсь кругом. Крис шлепает в нашу сторону: босиком, волосы взъерошены. Внутренне испускаю тяжелый вздох. С тем же успехом он мог выкатиться в чем мать родила и с надписью на лбу: «Только что потрахался».
— Мм, это Крис, вы ведь уже знакомы, не так ли? — блею я овцой.
— Ага, — говорит Энди, и я чувствую, как в воздухе повисает невысказанное: «Дрочила хренов».
Они сейчас напоминают двух уличных котов, — хвосты трубой, — и я вздыхаю с облегчением, заметив Бабс, поднимающуюся по лестнице через ступеньку.
— Какой позор! — громко объявляет она. — Мы загрязняем Примроуз-Хилл дешевыми моторами, — там, снаружи, сейчас как на рынке подержанных машин!
— Бабс, — восклицаю я. — И, ой! Саймон. Привет, заходите. Крис, смотри, Саймон пришел!
Крис прячет когти, жесткое выражение лица Энди смягчается.
— Как мило, — благодарно хриплю я (а то уже боялась, что они вот-вот спустят штаны и начнут мериться пенисами: у кого больше). — Энди, пойдем, я покажу тебе твою комнату, и ты сможешь, мм, пристроить там свой пакет со шнурами.
Бабс переводит взгляд на брата и начинает смеяться.
— У тебя тогда тоже был пакет со шнурами, помнишь, Сай? — поддразнивает она.
Саймон — воплощение колониального шика: тонкая льняная рубашка и хлопчатобумажные брюки — подставляет щеку для поцелуя со словами:
— У каждого мужчины старше двенадцати лет должен быть свой пакет со шнурами, пчелка. Таков ритуал.
На что Энди замечает:
— А у меня даже два пакета. О чем это говорит?
Саймон разражается глубоким, баритональным смехом, вероятно, позаимствованным у своего отца:
— Даже подумать страшно.