— Я говорю это только из-за того, что случилось с Сашей.
Из каких-то мазохистских соображений мне очень хочется услышать эту историю.
— А что? — одними губами произношу я.
— Я не захотел слушать ее объяснений. Не захотел ничего обсуждать. Для меня все и так было ясно. Я думал, что, если буду вести себя так, словно ее не существует, она и перестанет существовать в моей голове. Это сработало. На какое-то время. Но… — он смотрит на меня с каменным лицом, — больше не срабатывает. Я беспрерывно думаю о Саше. Мне постоянно хочется позвонить ее отцу, попросить ее номер телефона, связаться с ней. Единственное, что меня останавливает, — так это то, что она наверняка замужем за каким-нибудь парнем и завела пятерых ребятишек. Никак не могу заставить себя сделать это. Но буду с тобой откровенен: я не могу выбросить ее из головы. Черт! Прости, что нагружаю тебя, Нэт, особенно после того, как мы…
— Не глупи, — перебиваю я, натягивая на лицо то, что, как я надеюсь, можно считать слегка изумленной улыбкой. — Было бы о чем беспокоиться! Ты так говоришь, будто наши отношения, — изо всех стараюсь придать последнему слову максимум иронии и, впервые в жизни, цитирую Сола, — можно считать серьезными. Ну, трахнулись разок-другой. Было весело, немного оттянулись, и… — игривая пауза, — тебе все равно придется платить за квартиру!
Глаза Энди расширяются, рот захлопывается, — и тут он улыбается. И вот он уже кланяется, шаркает ножкой и мнет в руках шляпу. И лишь благодаря умению владеть собой не бросается наутек. Возможно, он все еще влюблен в свою легендарную Сашу. Но дело не только в этом. Я чувствую запах страха. Никогда не забуду, как Мэтт однажды отказал симпатичной претендентке со словами: «Никакого гонора, одно сплошное трудолюбие».
Ох уж эти мужики! Гомики или натуралы — без разницы! Пальцем не пошевелят, чтобы завоевать тебя, а если и пошевелят, то, вероятно, с ними что-то не в порядке.
Я расслабленно откидываюсь на спинку стула, на лице одно сплошное безразличие. Но на самом деле я буквально бешусь от злости: «За каким чертом он это сделал? Зачем вообще было утруждать себя раздеванием? Говорил о каких-то там знаках: что, мол, ждал он их. Тоже мне пастушок на склоне холма! Чего ж ты, мать твою, просто не вырвешь мое сердце да не зажаришь на вертеле, а?» Налицо все предпосылки для того, чтобы немедленно разреветься, но, к моему величайшему удивлению, холодный клин решительности застревает в голове, не позволяя мне этого сделать. Что ж, если Энди меня не хочет, то и я его тоже не хочу. Полная противоположность моей обычной реакции на отказ. И это приводит меня в замешательство.