— Иногда выбирать не приходится!
— Да, и это действительно очень любезное предложение, — жить вместе — но, думаю, это несправедливо по отношению к тебе. Или ко мне, — тихонько добавляю я, дернувшись от сильного тычка со стороны совести. — Может, мне лучше повыяснять, какие еще есть варианты… — и выкладываю главный козырь, — по более умеренной цене?
— Натали, я все понимаю, ты не хочешь жить в одном номере со своей мамой. Ничего, я давно уже привыкла справляться в одиночку. Но я не хочу, чтобы ты испытывала какие-то неудобства… — долгая страдальческая пауза, — и думаю, твой отец способен заплатить за тебя.
— Что?
— И заплатит!
— Но…
— Я посмотрю в «Ведущих отелях мира», что там у них есть в Сиднее.
— Но…
— И это еще самое меньшее, что этот человек обязан сделать для своей дочери!
— Мам…
— Говори потише, дорогая, а то у меня уже мигрень начинается.
Поскольку любое упоминание о мигрени фактически означает: «будет так, как я сказала», признаю себя проигравшей в этом раунде и перехожу к следующему:
— Мам, а ты уже разговаривала с Тони?
— Нет, не разговаривала, и если он и дальше будет себя так вести, то узнает обо всем, когда мы уедем. Я заготовила для него полный холодильник. Полагаю, он и сам в состоянии заехать и все забрать. Насколько мне известно, у «БМВ» достаточно вместительный багажник, но…
— Мама. Не волнуйся. Я выясню, где он и что с ним.
— Не знаю, как тебе это удастся. Его секретарша — это не человек, а бультерьер какой-то! И мобильник у него тоже не отвечает.
Наступившая пауза пышет недовольством и раздражением, поэтому я быстро обещаю:
— Я найду его.
Распрощавшись, набираю короткое сообщение:
«Дорогой Тони, я беременна от Криса Помроя».
Но я чересчур труслива, чтобы послать такое. Удаляю и начинаю снова:
«Дорогой Тони. Пишу тебе из реанимации».
Стираю, начинаю снова.
«Дорогой Тони, мама, папа и я едем в Австралию, к Таре и Келли, с любовью, Натали. PS: Все уже заказано!»
Затем сажусь, подложив под себя руки, и трясусь, пока не раздается телефонный звонок.
Всем известно, что большинство политиков — бесчувственные, самовлюбленные типы, и сама политика — это ловкий и искусный способ лицезреть свой двойной подбородок во всех утренних газетах. И все же у меня никак не укладывется в голове: как это человек может сознательно выбрать для себя подобную карьеру? Наверное, нужно быть каким-то особенно бесчувственным и самовлюбленным, чтобы каждый божий день обращаться с речью к полному залу людей, которые в открытую начинают над тобой насмехаться, освистывая каждую твою фразу. Неужели такое не ранит? И разве после этого не чувствуешь себя раздавленным? Лично я не смогла бы: даже если б кучка консультантов по вопросам самоуважения постоянно передавали мне с галерки веселенькие записочки. Я бы каждый вечер притаскивалась домой, распустив нюни и причитая, что, мол, «никто меня не любит».