Госсекретарь по военным вопросам Соединенных Штатов направил письмо кубинской Конституционной конвенции, в котором заявил, что поправка Платта должна быть принята в целом, без какого бы то ни было разъяснения, поскольку в таком виде она прилагалась к американскому Закону о бюджете, и заметил, что в противном случае американские военные силы не будут выведены с Кубы.
12 июня 1901 года на другом секретном заседании Учредительной ассамблеи ставилось на голосование включение поправки Платта в качестве приложения к Конституции республики, и 21 февраля оно было принято: 16 делегатов проголосовало за и 11 — против. На заседании отсутствовали Браво Корреосо, Робау, Хенер и Риус Ривера, которые воздержались голосовать за подобного урода.
Самым худшим в поправке было то, с каким лицемерием, обманом, макиавеллизмом и цинизмом был разработан план по захвату Кубы, когда, доходя до крайности, были публично провозглашены те же самые аргументы, которые привел Джон Куинси Адамс в 1823 г., о яблоке, падающем под силой тяжести. В конце концов, это яблоко упало, но оно оказалось гнилым, как это предвидели многие кубинские мыслители в течение почти полувека, начиная с Хосе Марти в 1880-х годах и кончая Хулио Антонио Мельей, убитом в январе 1929 года.
Никто не смог бы описать лучше то, что означала для Кубы поправка Платта, как это сделал сам Леонард Вуд в двух отрывках из конфиденциального письма от 28 октября 1901 года своему товарищу по авантюрам Теодору Рузвельту:
«Разумеется, с принятием поправки Платта у Кубы осталось мало независимости, скорее, она ее лишилась полностью, и единственное, что сейчас можно рекомендовать — это искать пути ее аннексии. Однако на это потребуется какое-то время, и в период, пока Куба сохраняет свое собственное правительство, очень желательно, чтобы оно было бы способным вести ее к прогрессу и процветанию. Куба не может заключать какие-либо соглашения без нашего разрешения, а также не может просить в долг, если он превышает определенные пределы, она должна поддерживать предписанные санитарные условия. Вследствие всего этого совершенно очевидно, что она полностью в наших руках, и я полагаю, что не найдется ни одного европейского правительства, которое ни в коем разе не посчитало бы ее чем-то другим, нежели тем, чем она является — действительной частью Соединенных Штатов, и, как таковая, она заслуживает нашего уважения.
При помощи контроля, который, без сомнения, в скором времени превратится во владение, мы в короткие сроки практически будем управлять торговлей сахаром в мире. Остров постепенно американизируется, и в нужный срок мы будем иметь одно из самых богатых и желаемых в мире владений…»