Третья жена ходила слушать Вторую жену. «Кто наш хозяин?» — кричала Вторая жена, одетая во все черное, как вдова. Люди хлопали ей как по команде. Когда Вторая жена призвала матерей города остановить движение поездов, чтобы привлечь внимание правительства к их требованиям, Третья жена, никогда не рожавшая, неделю пролежала на рельсах.
Иногда митинги разгоняли, и тогда Третья жена прибегала домой с туфлями в руках. Потом долго выясняли: кто отдал приказ разгонять? Запрет на религию отменили, и люди стали выносить на улицы иконы, с трудом отчистив их от пыли. Они проходили мимо солдат, которых выводили для поддержания порядка. Еще не было приказа стрелять, и солдаты поплевывали семечки. Третья жена выпросила у Деда портрет Маргариты и ходила, прижав Маргариту к груди.
Лалин муж останавливал поодаль серебряный «мерседес», первый «мерседес» в Сухуми. Лали выходила из машины и смотрела на свою мать на трибуне, на кузове грузовика. Лали вспоминала, как танцевала в детстве на параде. Как смотрел на нее будущий муж. Из окна, из которого вылетела когда-то бабочка. Было что-то человеческое — неожиданное — в этом взгляде.
В конце апреля произошел взрыв на Чернобыльской атомной станции. Горбачев не сделал заявления, никто не отменил первомайские демонстрации. Пионеры с голыми коленками пели и танцевали в молочном тумане по всей зоне. Горбачев выступил наконец по телевидению на исходе второй недели. Он спрашивал народ, как поступить.
Мать пыталась вывезти свою сестру с детьми и внуками из Житомира. Их вначале не выпускали: «Не поднимайте панику, товарищи!» А когда все начали выезжать, уже билетов было не достать. Мать добилась-таки своего. Мать и впрямь была советский танк — ничем не остановишь. Четырнадцать родственников провели лето в Тбилиси, в маленькой хрущевской квартире.
Еще было ощущение общего дома и общего горя. Переклички митингов в разных частях страны были похожи на перестук заключенных в тюрьме. Стены рушились, и за ними была пустота. Горбачев еще не сделал своего знаменитого сообщения о смерти Союза, но смерть уже маячила на горизонте, и Союз приближался к ней, распевая песни. Так корабль бежит по волнам, чтоб утонуть.
Дед сорвал со стены ружье. Вторая жена бросилась на дуло грудью и закричала: «Стреляй, стреляй!» Дед дрожал и дергал стволом из стороны в сторону. Он с трудом удерживал тяжесть в руках. Последний раз из ружья стрелял князь Арешидзе, когда Дед родился — в начале века.
Утром Лали села в серебряный «мерседес» за углом от школы, а потом кто-то по телефону сообщил, что она вышла замуж. Дед решил, что за маленького Мэлора, мальчишку с глазами вора, но, оказывается, Лали сбежала с вдовцом, начальником КГБ города.