— Сколько же нес его? — поинтересовался Сева.
— Я километры не мерил. У меня одна забота была — не упасть, дойти. Положу его на снег, передохну и снова вперед. А потом чувствую: если положу, то уже не подниму, сил не хватит. И не стал класть, шел, только рукавицей снег с глаз сметал, чтобы огни не прозевать. Точно вышел, не сбился.
— А он как, которого нес? — спросила мать. — Здоров?
— Лева? — у Бориса глаза засветились радостью. — Здоров. Его раньше меня из госпиталя выписали.
— Он кто по профессии? — спросил отец. — Или прямо со школьной скамьи в армию?
— Можно сказать, из школы. Киноактером хотел стать, да провалился на приемных экзаменах. Опять хочет попробовать. Вообще-то талант у него есть…
— Может случится, когда-нибудь сыграет солдата, который сквозь пургу несет на себе ослабевшего товарища, — ехидно заметил Сева. — Получится эффектнее, чем в жизни. Такие вещи у нас снимать умеют. Крупным планом: ноги в мокрых валенках. Крупным планом: мужественное лицо героя, который, превозмогая…
— Брось! — нахмурился Борис. — Уж если доведется такое сыграть, то сыграет как надо, будь спокоен.
— А что мне волноваться, — засмеялся Сева. — Ему играть. Ты хоть фамилию скажи. Может, доведется на экране увидеть.
— Сушкин его фамилия. Лев Сушкин. Отличный, между прочим, парень. Ему в его положении, может быть, тяжелее, чем мне, было. Все просил оставить. Вернетесь, говорит, найдете, как-нибудь продержусь. А то, говорит, стыдно мне, я ведь, говорит, тоже солдат, как потом в глаза ребятам смотреть буду. Я ему, помолчи, говорю, подумай сам, как мне ребятам в глаза смотреть потом, если оставлю тебя.
— Благородные оба, — со скрытой насмешкой проговорил Сева. — Не будь ты моим братом, такой бы очерк накатал — зачитались бы. Теперь одна надежда: снимется в кино твой Сушкин, напишу рецензию и помяну про героическое его прошлое.
— Ты что, искусствовед, рецензии писать? — тоже кольнул брата Борис.
Но тот неуязвим был, усмехнулся лишь снисходительно:
— Журналисту обо всем приходится писать. Такая профессия.
— Но у тебя, насколько помню, в дипломе записано: преподаватель физкультуры, — напомнил Борис.
— Серый ты, брат, — снова не обиделся Сева. — Журналист это призвание. Как поэт, как писатель. Диплом тут не при чем.
— Ну-ну, — весело кивнул ему Борис. — Экран покажет, как говорит Лева Сушкин.
Какие они разные, подумала Наталья Сергеевна. Родные братья, а даже внешне не похожи. Боря в меня, а Сева больше в отца, вернее — обличьем в отца, а в остальном, как говорится, не в мать, не в отца, а в прохожего молодца. Может, в предка какого, далекого, может, был в роду непутевый кто — в него Севка и удался. Неведомый предок, чьи гены неожиданно достались сыну, вызвал незнакомое чувство ревности, что ли. Она подумала: а будь моя воля, владей я генной инженерией будущего, какими бы сделала сыновей? Похожими на себя? И с горечью поняла, что ответа на этот вопрос с уверенностью дать не может. Но почему же? Так ли уж недовольна собой, своим видом, своими мыслями и чувствами? Нет, о себе она совсем не плохого мнения, и все же… Ах, как все не просто.