Ей говорить об этом хотелось, мнение своих узнать, сопоставить, — может, прояснится…
— Есть такая наука — генетика, вы по школе знаете. Но теперь она усложнилась, разветвилась. Молекулярная генетика, генная инженерия, пересадка генов из одних организмов в другие…
По-разному слушали ее. Кирилла Артемовича другое занимало. Хотелось узнать, как там у Севки складывается со статьей о колодцах, сумел ли написать как следует, и как в редакции отнеслись — клюнули, взяли наживку? Или завалил все дело? Конечно, надо бы лучше Марата уговорить, да больно привередлив. Вот бы кому гены пересадить, чтобы податлив стал, цены бы такому приятелю не было. Спросить бы у Севки, да неудобно, точно подбиваю сына — статья-то, если выйдет, всех в тресте заденет, а уж одно то, что фамилия Сомова под ней будет стоять… Надо бы подсказать, чтоб псевдоним взял, что ли, а то заклюют на работе. Скажут: самоед… Мол, бей своих, чтобы чужие боялись. Псевдоним — самое верное дело. У них там, говорят, за разглашение авторства — под суд, за милую душу…
Сева тоже о статье думал: что-то залежалась в редакции, был бы гвоздевой материал, в номер могли бы поставить. Впрочем, Назаров обещал посмотреть, тема ему как будто понравилась. Да что им, каждый норовит свой материал пропихнуть. Хотя ведь и авторские сдавать обязаны, там и гонорар процентами определен — сорок на шестьдесят, чтобы, значит, нештатным большую часть… Надо в редакцию съездить. Им уже нетерпение овладело.
Один Борис полон внимания и интереса. Но и Сева слушал вполуха. Когда Наталья Сергеевна сказала, что ведутся работы по получению генетических копий животных, он вдруг вставил:
— Человек — животное. Следовательно, можно получить и копии людей. Так?
Что-то в нем изменилось, какая-то подспудная мысль, еще не созревшая, не сформулированная, заставила его сосредоточиться на том, что рассказывала мать. Он стоял посреди комнаты, только что готов был сорваться с места и бежать, и вдруг стал статичен, словно необъезженный конь, сбросивший наконец седока и теперь не знающий, что делать со своей вновь обретенной свободой. Он и взбрыкнуть мог, и заржать от полноты чувств.
— В принципе — да.
Она внимательно наблюдала за сыном, эта перемена в нем была непонятна, к наукам и теориям Сева пристрастия не питал. Не мог же внезапно проснуться детский интерес к биологии, угасший столь стремительно.
— Это, выходит, как двойняшки? — допытывался Сева.
— Даже более того. Представь — рядом с тобой твоя точная генетическая копия. Внешне и внутренне — все одинаково. Одни желания, одни стремления, одни мысли, одни возможности…