— Лутоня?
Я отмахнулась от нее, как от назойливой мухи, и продолжила путь.
— Это же я — Стеша, подруга твоя. Неужели меня не помнишь? — неслось мне вслед. — Лутоня-а-а-а…
Мое сердце забилось, как пойманная в силки птица, я резко обернулась. Бабы не было. Я растерянно заметалась по площади.
— Ты чего, взбесилась? — Поваренок повис на моей руке.
— Быстрее! Надо рутенский обоз отыскать, она точно там… Понимаешь, она меня знает…
— Успокойся! — Томаш наконец-то привлек мое внимание. — Сейчас отпросишь меня у дядьки Григора, и по постоялым дворам пройдемся. Ежели есть какие руты, все про них разузнаем.
Устами постреленка глаголет истина. Я попыталась рассудить здраво. Ну знает меня эта рыжая Стеша, и дальше чего? Заклятие она с меня снимет? Нет. То, что она ни разу не кудесница, у нее на лбу вот такенными буквищами написано. Просто обычная деревенская молодка со вздорным характером. И что у нас с ней общего могло быть, чтоб задружиться, ума не приложу. Поговорить нам, конечно, надо бы, да только сейчас не к спеху. А что к спеху? Имущество украденное возвернуть? И это подождет. Если я за десяток седмиц не смогла свои старые записи прочесть, хитромудрый шифр разгадать, то и сейчас с лету не разберусь. Мне бы с господарем еще разочек один на один остаться… Эх, не появись тогда братец Волчек!..
Поваренок уверенно вел меня сквозь толпу, бормоча что-то успокаивающее. А меня вдруг посетила страшная в своей простоте мысль: я веду себя так, будто сама не хочу ничего знать о своем прошлом, будто глубоко в душе я уверена, что ничего хорошего для меня в этих воспоминаниях нет…
Закатное солнце еще не коснулось горизонта, когда я вернулась в канцелярию.
— Далеко ходить занимать пришлось? — поинтересовался писарчук, наблюдая за тем, как я извлекала из многослойной матерчатой обмотки небольшую золотую монетку.
Я пожала плечами. Побегала я, конечно, преизрядно, но добыча самой наличности в моем плане занимала отнюдь не первую позицию по сложности воплощения. Всего-то делов — дядька Григор, замковый повар, как узнал, для какого дела мне золотой нужен, самолично свою кубышку потрошить кинулся. Много же кровушки вредный писарчук у него выхлебать успел.
— Это моему делу поможет? — протянула я дрожащей рукой подношение.
Жадные пальцы схватили кругляш. Писарчук поднес монету к самым глазам, понюхал, прикусил:
— Чего-то она у тебя с червоточиной, — указал на неровно обрезанный край.
— Так была бы целая, у меня бы не оказалась, — обиделась я. — Откуда у бедной сиротки навроде меня цельный динар сыщется?