Затянула песню Сима, а все подхватили. И яблоневские пионеры. И даже их родители.
Дети фабрик и сёл,
Собирайтеся к нам.
Мы на смену пойдём
Всем уставшим бойцам.
Сосны, в такт песне, кивали своими гордыми верхушками. И снова, всю ночь до рассвета костёр, огромный и жаркий, горел голубым неугасимым пламенем.
А Инка, укладываясь в палатке спать, по привычке подумала:
«А что хорошее случится завтра? А что хорошее было сегодня?»
И вспомнила: лес, жара. Они идут со Стёпкой, взявшись за руки. И ещё самое главное: глоток воды, которого она не выпила.
Зай берайт, иммер берайт![5]
Промчались горячие летние денёчки, отпылали высокие костры, отзвенели походные песни. Осень снова разукрасила багрянцем город. Горели золотым пламенем скверы, сады над Днепром и Владимирская горка… Листья — медные и красные, коричневые и лимонные, кружась под звон журавлиных ключей, мягко опускались на землю. А каштаны, как всегда осенью, все сбрасывали с себя шарики в зелёных игольчатых скорлупках. И хотя те, о ком говорится в этой книжке, стали старше на год и перешли уже в седьмую группу, но они по-прежнему набивали до отказа школьные сумки каштанами, по-прежнему ложились на деревянную балку возле пещеры в Ботаническом саду и спрашивали:
— Мама дома? Самовар кипит?
В один из ясных осенних дней Липа получила приглашение явиться в районное бюро МОПРа. Она ушла с последнего урока и, вернувшись, созвала ячейку МОПРа. Так как входила в ячейку почти вся школа — то, по сути, это было общешкольное собрание. Липа вышла на сцену и сообщила очень важную, очень интересную новость: оказывается, на Украину приехала делегация немецких пионеров. Сейчас они в Харькове, а через неделю будут в Киеве.
— Ура! — крикнул Черепок и сыграл на губах туш. А все зааплодировали. Но тут вскочил на сцену Лёня Царенко, поднял руку, призывая всех замолчать, и злорадно-торжествуюшим голосом произнёс:
— Ага! А что я говорил? Как вы теперь будете с немецкими пионерами объясняться, если вы эсперанто не знаете!
— Они ведь по-немецки будут говорить, а не по-эсперантски.
— А разве вы знаете немецкий? — продолжал возмущаться Лёня.
— Садись, профессор, — крикнул Черепок. — Столько лет немецкий учим. Я, например, могу всего Глезера и Петцольда напамять продекламировать.
— А ну давай!.. — крикнул кто-то, сидящий в задних рядах. — Давай, валяй Глезера и Петцольда.
— Нет, серьёзно, — Черепок встал с места. — Я считаю выступление предыдущего оратора, то есть Лёньки Царенко, глупым и неправильным. Немецкий язык мы знаем. Я, например, что хочешь, скажу: гутен таг и гуте нахт, и, как это… варум… айн, цвай, драй… И вообще, всякое такое…