— Ты понимаешь, какая это важная вещь?! — визжала трубка, как истерический комар, — Как ты можешь ее дома держать?! Тебе что, на собственный интерес на…плевать? Не понимаешь, что это единственный шанс? Итальянцы ведь и сорваться могут с крючка, соображаешь? Куда мы тогда с этим добром? Надо их брать, пока тепленькие! Так что немедленно, упаковываешь и едешь, и никаких отговорок, что, мол, завтра!
— Ну почему именно сегодня! — взмолилась я, — До сих пор терпело, а до завтра не выдержит, рассыплется! Может, побудете человеком, а, босс?
— Повторяю, ни-ка-ких отговорок! — гнусавил телефон, — Сейчас же. Успеешь к вечеру, к концу дня. Даже если припрешься к восьми, буду сидеть и ждать, но тогда-то ты у меня получишь! Вплоть до увольнения!
— Ори-ори, — мрачно посоветовала я в трубку, издававшую нервные гудки, — Тебе все равно некем меня заменить! Я — твоя последняя надежда!
Когда у шефа припадок рвения, спорить с ним бесполезно. Конечно, меня трудно назвать покорной или хотя бы исполнительной работницей: я никуда не побежала, чтобы поспеть к концу рабочего дня, через два с половиной часа. Я разозлилась и решила подготовиться к вынужденному выходу на работу неспешно и по порядку. Сначала надо было приготовить себе завтрак, по времени больше напоминавший поздний обед или ранний ужин. Аппетита не было, кофе казался хиной, яйца всмятку так моментально стали крутыми, что им бы позавидовал крестный отец любой мафии. Еще более мерзкие ощущения доставила первая за день сигарета. Потом долго-долго пришлось расчесывать волосы, укладывать их то так, то этак. Наконец, шевелюра покорилась несложному требованию хозяйки: "Лежать!!!" Теперь лицо: нос шелушится, губы потрескались, глаза заплыли. Чайные компрессики на глаза, увлажняющий крем, массаж физиономии. Такое тщание в обращении с лицом мне совершенно не свойственно. Но сейчас я преследовала одну цель — оттянуть выход на улицу. Тем не менее, понимала, что испытания не избежать, и в конце концов с отвращением собралась и вышла из дома.
На лестнице, по счастью, я столкнулась с Даней и Оськой: они направлялись ко мне. Ох, как стало стыдно за собственную беспамятность! Ведь Ося заботится обо мне, словно брат родной, а я веду себя так, будто он папаша-тиран, и для меня главное — вырваться из-под опеки. Не обнаружь он меня в моем жилище, да к тому же мое долгое отсутствие — пара часов минимум — и у Оськи случился бы нервный срыв. Я, приседая от чувства вины, точно нашкодивший Прудон, залепетала про срочные дела на работе, деспотизм Дармобрудера, внезапное выпадение сознания, помешавшее позвонить и предупредить о моем отъезде и закончила клятвенным обещанием скоро-скоро вернуться и испечь Оськин любимый пирог с рыбой. Парни выслушали мои извинения без всякого интереса, а Гершанок, естественно, тут же начал меня укорять в легкомыслии: