– Охотно, – сказал Леонтий Федорович, заходя в комнату старого слесаря. Ему Вася сразу очень понравился.
Все уселись. Катя встала около Васи, обняв брата за плечи. Он обхватил ее рукой вокруг пояса.
– А я тут деда все журю, – сказал он. – Который месяц работает почти без выходных дней. И домой придет, все что-то ковыряется. Ведь не молоденький. Кому это нужно?
– Тебе, дурачку, – ухмыльнулся старый слесарь, – и Катюшке и ему. – Он указал на Леонтия Федоровича. – Всем нужно. Ленинграду. Всей стране. Я, брат, стреляный воробей, меня не проведешь. Не верю я немцу. Кто его знает, что у этого самого Гитлера на уме. Уши развешивать не к чему. Надо работать вовсю.
– Да кто же уши развешивает, дедушка?! – воскликнул Вася возмущенно. – Меня агитировать нечего, сам агитирую. А тебе все-таки и отдохнуть не грех. Потрудился на своем веку,
– Эх, молодо-зелено! – Старик кивнул головой на Васю. – Что ж что дед стар? А у деда голова, может, лучше твоей молодой работает. Все изобретаю. Все пробую… Вот хожу – и думаю. Лежу – и думаю. Ем – и думаю.
– Эх, дед, дед! Тебе бы смолоду образование получить, большой бы человек вышел.
– А я и сейчас не маленький, – спокойно ответил Яков Иванович, выбивая золу из своей почерневшей трубки. – Сколько я ребят на своем веку слесарному делу обучил, и сам счет потерял.
Тяжелый день Наташи
В первый день занятий в школе Наташа вернулась домой в самом мрачном настроении. Новая школа ей не понравилась. Она очень любила свою прежнюю школу, и здесь ей все показалось чужим и неприветливым. Даже стены были здесь окрашены в синюю краску, и оттого все выглядело мрачно.
Ребята, встретившись после летних каникул, радостно приветствовали друг друга; стоял немолчный веселый гул, и Наташе вспомнилось, как она возвращалась после каникул в свою школу и как все обступали ее, и как она уже знала, что снова будет председателем совета отряда, и что ее слово при составлении звеньев будет решающим. Здесь никто ее не знал, никто не обратил на нее никакого внимания. Правда, несколько девочек подбегали к ней и в спешке задавали два – три вопроса, но сейчас же отвлекались для своих привычных разговоров. А какой-то мальчишка, увидя ее, расхохотался, показал на нее пальцем и крикнул:
– Смотрите, новая телятина!
Наташа вспыхнула и не нашлась сразу, как ответить. Почему «телятина»? Это было так глупо, что не стоило бы обращать внимания. Но она разозлилась и на мальчишку, и на себя – за то, что промолчала. И надо же было как раз в эту минуту войти в класс пионервожатой! Она заметила Наташу и сразу подошла к ней. В другое время Наташе, вероятно, понравилось бы ее немного строгое, но открытое и спокойное лицо, но сейчас ей ничего здесь не нравилось и на вопрос Тони, кто она и откуда, Наташа ответила резко и неприветливо.