К ним подошел Хорс.
– Я собрал всех. Ты будешь говорить? – Морф вопросительно взглянул на Глеба.
– Пусть сначала успокоятся.
– Они могут орать и спорить долго.
– Пусть. Кто этот морф? Как он завладел телом Русанова?
– Не завладел. Он имитирует его. Думаю, младшие ц’осты правы – на записи Найг. Он всегда отличался жестокостью, его исследования часто переходили черту, он предрек падение армахонтов, – говорил, что те слишком гуманны, и особо ненавидел эшрангов.
– О каком человеке они кричат?
– В секторе Н-болга, куда полвека назад ушел Найг, хонди нашли пленника.
– Где он?
– Тут. Очень старый. Слабый. Почти ничего не соображает.
– Я хочу его увидеть!
– Пошли, – Хорс указал на дверь, ведущую в смежный отсек.
* * *
Седой как лунь старик сидел в кресле.
Его руки дрожали, спина горбилась, взгляд водянистых глаз казался пустым, лишенным жизни.
Заслышав шаги, он приподнял голову, инстинктивно сжался, словно ждал удара, затем в его глазах вдруг проступило тоскливое, но осмысленное выражение.
Трясущейся рукой он оперся о подлокотник, тяжело встал.
Глеб невольно остановился. Его лицо вдруг приобрело землистый оттенок.
– Ты?!
В глазах старика блеснули слезы.
– Андрей?!
– Прости, Глеб… – его голос прозвучал глухо, надломленно. – Я видел запись… Эта тварь столько раз входила в меня… Он – это я.
– Ты человек! Он морф!
– Какая разница? – голова Русанова тряслась. – Мой спасательный модуль врезался в станцию. За полвека морф досконально изучил меня. Он теперь мыслит, как человек. Мыслит, как мыслил бы я… Понимаешь?! Глеб?!.. Не важно, кто ты: человек, морф, хонди, звенг или армахонт… – Русанов говорил быстро, словно боялся, что не успеет сказать главного. – Запомни, Глеб: «чужих» нет. Есть разумные существа, а есть откровенные твари. Поверь, теперь я знаю это точно… Останови его… Не дай превратить наших детей в тварей…
Русанов вдруг захрипел, начал оседать, теряя сознание.
Мишель и Хорс успели поддержать его, усадили в кресло.
Глеб стоял, будто окаменев, и лишь его побелевшие губы шепнули:
– Обещаю.