человеческой мысли в виде кровезаменителя на основе лошадиной сыворотки, ЛС называлось. Даже в мою деревеньку на Урале в последние годы такого уже не завозили самолетом. Жуткие реакции на это, с позволения сказать, лекарство давали взрослые. Детям во все времена этот препарат был противопоказан. Докторша наша напутствовала папашу:
— Леня, если тебе дорог твой первенец, чтобы сегодня же его не было здесь. Он абсолютно могучий мальчик. Он перенес 100 миллилитров Л С и почти флакон в двести миллилитров эритроцитарной взвеси. Если они завтра повторят, он умрет. Кровотечение у него не остановилось. Так что повторение реально.
И вот Леня сидит у меня, а я живу в коммуналке и телефона у меня нет. То же у заведующей, заслуженного человека, ветерана войны. Поехала к себе в больницу, в другой конец города. Трамваем, вестимо. Леню послала с инструкциями в роддом. Из больницы подняла шефа, профессора хирурга. Он — профессора акушера–гинеколога. Благо, они приятельствовали. Тот — главного врача роддома. Вот здесь и забуксовала атака. Профессор чиновнику не указ. Зачем переводить? Тяжелый? Почему я не знаю? Какая срочность переводить ночью? А знает ли об этом главный врач той больницы, куда переводится младенец? К чести главного врача больницы скорой помощи возражений против перевода не было.
Я и еще один ассистент нашей кафедры пришли в аспирантуру из сельских врачей, я — из района, он — из участковой больницы. Там мы и привыкли «сами организовывать лечебный процесс». Этот суконный оборот чиновных произведений — приказов, инструкций и прочих — отражает не достижение, а дремучий позор нашей многострадальной медицины. Мы хорошо знали по сельскому опыту, как надо его организовывать. С позволения сказать, организаторы спокойно спали, а мы, столкнувшись с дефектами их прямой деятельности, или вернее бездеятельности, нимало не смущаясь, этот сон прерывали. И главного, и его бесчисленных замов, и аптекарских бонз. Так же, как в селе, вели себя мы и в этой больнице. Причем сразу же, как пришли сюда. Так что наши фамилии были у начальства на слуху. Очень возможно, что это тоже сыграло свою роль. Как не понять, что все равно добьюсь перевода, и сегодня же. Возражать себе дороже.
А в роддоме разыгрывалась своя партия. В вечерне–ночное время ответственный дежурный выполняет функции главного администратора. Вот у него‑то слабая, но решительная мать и не менее решительный отец потребовали перевода ребенка
в детскую хирургию. Мать с ним не могла быть переведена. Она была после операции и толку от нее по уходу за ребенком не было бы никакого. Когда дежурный узнал причину такого требования, а отец неосторожно в пылу дискуссии засветил свои карты, тот мгновенно встал на дыбы. Все та же изба и все тот же сор. Звонил домой главному, а тот уже сам распалился. Наконец отец пообещал: