Год Господа нашего, тысяча четыреста девяносто второй, в объединенном королевстве Кастилии, Леона и Арагона был отмечен сразу тремя знаменательными событиями. То из них, что случилось последним, отнес к великим, со свойственной ему самоуверенностью, всего один человек, командовавший в тот момент тремя суденышками, затерянными в безбрежной дали Западного океана. Другое, произошедшее двумя месяцами ранее, прозвучало несравнимо громче, вызвав бурное ликование добрых католиков и отчаяние евреев, обязанных или креститься, или убраться с всех территорий подконтрольных испанской короне в трехмесячный срок. И, наконец, третье (которое правильнее считать первым, ибо таково оно было, как по времени, так и по значению), сделавшее возможным другие два, грянуло, как пушечный выстрел – во второй день Нового года пала Гранада[4], последняя испанская крепость мусульман.
Владычество мавров на Пиренейском полуострове закончилось, однако сами они никуда не делись. Несколько сот тысяч мусульман попало в подданство испанской короны и, хотя им гарантировали свободу вероисповедания, не прошло и десяти лет, как слово было нарушено. Начались погромы, на центральной площади Гранады горели десятки тысяч книг по исламской теологии, философии, медицине и естественным наукам. Католики объявили мусульманам, что тем следует или принять Святое крещение или убираться прочь, вслед за евреями.
Большинство мавров крестились, однако испанцы все равно ограничили их в правах, наградив презрительной кличкой – мавританишки, мориски.
Диего был крещеным мавром в третьем поколении. В год падения Гранады дед Диего, молодой оружейник, решил, что объединение Испании принесет лично ему только выгоду и, пользуясь исчезновением границы, уехал в Толедо, дабы учиться у тамошних мастеров. С собой он забрал жену и малолетнего сына, а в Гранаде остались братья и другая родня.
Через несколько лет корона решила покончить с мусульманами и за морисков взялись всерьез. Дед Виборы получил известие о том, что братья его вместе с семьями погибли при погромах. Еще через некоторое время дела пошли все хуже и хуже. Умерла от болезни жена. В ремесле мориск достиг больших высот и вызвал зависть конкурентов. Они стали всеми правдами и неправдами отбивать клиентов, а, в конце концов, сообразили настрочить донос куда следует, будто крещеный мавр ежедневно совершает намаз.
Святая инквизиция за морисками в те годы приглядывала пристально. Из следственного застенка дед не вернулся. Сыну его, мальчишке совсем, добрые люди (а в нашем ужасном мире они завсегда есть) помогли бежать. Отправился он на юг. Чем только не занимался. Моряком стал. Женился, взяв за себя девушку из семьи таких же морисков, но рождения сына не дождался – погиб в Кадисе, забитый до смерти стражей таможенного чиновника, который небезосновательно заподозрил его в контрабанде и решил, что проучить мориска можно и без всякого суда. Жена его была тогда на восьмом месяце.