Может, в этой неправильности и бесшабашности дилетантов все и дело. Они рисковали, даже не очень отдавая себе отчет, что правильно, а что нет. Ну да просто не зная, как правильно. Такие непуганые идиоты. Возможно, профессионалы и не смогли бы работать в тех условиях отсутствия правил ведения бизнеса, которым они были обучены. И многие профессионалы и не стали в это играть. А для дилетантов, которые рискнули и прыгнули, 1989–1994 годы стали «золотым веком» российского банковского бизнеса. Высокая инфляция, игра на разнице между процентами, получаемыми по кредитам, и процентами, выплачиваемыми банками по своим обязательствам, операции с наличкой, игра на курсовой разнице — все это делало банковский бизнес в ту пору чрезвычайно выгодным.
Александр Смоленский: Мы же все зарабатывали одинаково: курсовые разницы… Помнишь, какая инфляция была? И обналичка. Что только мы ни делали! Я как вспомню, так вздрогну. Ну, проскочили… Но мы читали законы советской власти, поверишь ли. Их просто никто никогда толком не читал. А как берешь инструкцию, так видишь, что там столько лазеек, позволяющих зарабатывать деньги… Раньше просто не было возможности этим воспользоваться. Ты же помнишь, был дефицит наличных денег. А были сертификаты Сбербанка — до 25 000 рублей. Такие бумажки. То есть берешь сертификат, чтобы деньги наличными не таскать, а потом в любом отделении Сбербанка СССР на всей территории ты можешь их отоваривать. А кооперативы для своих надобностей имели право покупать ценные бумаги. Отлично! Мы свой кооператив кредитовали. Он переводил от своего имени безналичные деньги этим сберегательным кассам. Да хоть в Мухосранск, не важно. Мы туда на самолете — и мешками эти сертификаты (то есть уже, считай, наличные деньги) в Москву. И на этом зарабатывали 20–30 %. А ты говоришь, почему банки. А профит какой! До 1000 % годовых — на обналичке, на разнице в курсах, на инфляции. Деньги же обесценивались.
МЕНАТЕП действительно, получил разрешение обслуживать средства Министерства финансов, Государственной налоговой службы, позднее — госкомпании «Росвооружение». Но он не был единственным частным банком, который обслуживал счета госструктур.
Михаил Брудно: У всех были счета госорганизаций. Не было такой госструктуры, которая держала бы счета только в нашем банке. Мы ни для кого не были эксклюзивным банком. Не было таких действий, на которые был бы уполномочен только один или даже два-три банка. Конечно, мы были заинтересованы в этих счетах. Государство — один из крупнейших клиентов. И особенно в те времена, в начале 1990-х, свободных денег больше всего было у государства. Это означало солидные пассивы для банка. Крупные экспортеры тоже были источником крупных пассивов для банка. Это в Америке главные банковские пассивы — частные деньги. А у нас же тогда частных денег в таком количестве не было. Поэтому мы изначально ориентировались на организации.