Евгений Киселев: Ходорковский решил купить газету «Московские новости», позвал меня главным редактором. Это было в начале сентября 2003 года, за полтора месяца до его ареста, Платон Лебедев уже был в тюрьме. Мне кажется, тогда Ходорковский воспринимал ситуацию неадекватно. Он неправильно рассчитал, как мне кажется теперь. Тогда мне так не казалось. Я увидел совершенно уверенного в себе человека.
Я сказал ему, что мне интересно это предложение, я готов попробовать и что для меня это вопрос морального выбора тоже, потому что я бы перестал себя уважать, если бы отказался работать с Ходорковским в ситуации, когда он «под атакой». Но я попросил объяснить мне, что происходит. И он стал мне говорить очень жестким тоном уверенного в своей правоте и грядущей победе человека, что «вот мы ведем войну с силовиками в Кремле», причем Путина он не называл, речь шла о «силовом окружении». Что в этой войне их поддерживает глава администрации Волошин. В общем, наше дело правое, мы победим. И цель — победа в 2008 году. Он не говорил прямо, что значит «победа», но было очевидно, что имелся в виду приход к власти — может быть, не его личный, но «своих людей». Это произвело на меня сильнейшее впечатление. Мне казалось, что в этом, может быть, что-то есть. Мне это тогда не казалось утопией.
Но потом события стали развиваться с такой скоростью, что эта наивная вера у меня испарилась за считанные недели. Уже к концу сентября у меня никаких иллюзий не было, когда пошли эскалация, обыски, выемки документов, вызовы на допросы. А потом стали исчезать люди. Например, по газете в это время составлялся бизнес-план, а люди, с которыми это предстояло согласовывать, просто исчезали. Звонишь человеку, а тебе говорят: извините, он уехал в Лондон.
Я думал потом над этим, почему он так уверенно себя вел. Версия первая: да, он в тот момент верил в то, что говорил, а Волошин в нем это поддерживал и «разводил» его. А вторая — он просто оказался в известном смысле хорошим актером и выбрал для себя такую манеру поведения, чтобы вселять в свою команду, в свое окружение на каком-то отрезке времени уверенность, что все будет хорошо, что наше дело правое.
Василий Шахновский: В начале сентября мы еще надеялись, что Платона вытащим. Были разные разговоры и встречи, и было понятно, что окончательного решения нет — как завершать всю эту ситуацию.
С точки зрения человека, который думает о будущем страны, Миша был прав. Не должны были ни Ходорковского сажать, ни компанию гробить, силовики не должны были брать верх. Мы с Мишей виделись часто, мы спорили, я не замечал в нем таких больших изменений. Другое дело, что к концу сентября как-то все покатилось, стало понятно, что нехорошо, пошли обыски, было уже ясно, что Платона не отпускают. Он принял для себя решение, что не будет договариваться. Это же тяжелое решение, очень. У него сидит заложник, а он принимает решение не договариваться. И дело было не в деньгах. Он встречался с Патрушевым. Разговор был примерно такой, что вот вы недоплатили при приватизации «Апатита», доплатите миллионов, насколько я помню, 280, и намекали, что выпустят Платона. Миша мне это рассказывал. Миша считал, что, приняв это условие, мы фактически признаем, что нарушили закон. И они получат на нас крюк: мы как бы признаем, что мы преступники. И дальше покатится цепная реакция. Вот примерно так он объяснял.