— И был весьма разочарован.
Корентин нахмурился и сделал предупреждающий жест.
— Император наш милосерден, — продолжал Энианн. — Он посчитал, что вы приняли вынужденные меры, раз уж Гонорий со Стилихоном не сумели защитить Арморику. Августейший Константин намерен это исправить. Он предоставит и вам, и тем, кто последует вашему примеру, полную амнистию.
— А за это, — проворчал Грациллоний, — я должен буду передать ему нашу казну, расформировать братства, а армориканцам приказать воевать за него.
Энианн удивился:
— Откуда вы это узнали?
— Земля слухом полнится. Константин и в другие места послал отряды, не такие, правда, большие и вооруженные, как ваш.
— Армориканцы как только узнали об этом, тут же заблокировали дороги и развернули войска назад! — восторженно закричал Саломон. — Один отряд уйти отказался и был уничтожен.
Эниан и Кинан промолчали.
Грациллоний говорил, точно гвозди заколачивал:
— Послушайте, наши люди не хотят воевать на чужой территории за узурпатора в то время, как их страна остается незащищенной, как Британия.
Кинан открыл было рот и снова закрыл его.
— Я надеялся, что вы уговорите их, — сказал Энианн.
— Подчиниться? — спросил Грациллоний. — Если бы я и захотел, у меня бы это не получилось. Они свое получили. Да я и не хочу. И я свое получил.
Корентин подался вперед.
— Приходило ли вам в голову, Энианн, — сказал он тихо, — что губернатор Глабрион знал, как обстоят дела, и сознательно ввел в заблуждение вашего императора?
— Зачем бы это ему понадобилось? — вопросил трибун.
— Для того, чтобы отомстить нам, в Конфлюэнте.
— …Может, и так, — голос посланника зазвучал холодно. — Но ведь вы здесь с вашими багаудами все время бунтуете, а Константин — не Гонорий: он этого не потерпит. Константин намного сильнее.
— Это не так, — сказал Грациллоний.
Энианн молча на него уставился. Кинан сощурился и подался вперед.
— Вы явились к нам с легионерами, надеясь, что напугаете нас и заставите подчиниться, — пустился в объяснения Грациллоний.
— Мы больше надеялись пристыдить вас, — прервал его Энианн.
— Господь рассудит, кому и за что должно быть стыдно, — сказал Корентин. — Но мне показалось, сын мой, что вы лишь разыгрываете негодование.
Грациллоний решил не принимать участие в споре. Он продолжил:
— Глабрион и Бакка думают, что мы, в нашей тихой заводи, не понимаем сложившегося положения. Они думали, что появление легиона напугает нас.
«Моего легиона», — горестно ныла душа.
— Ну что ж, они ошиблись. Мы хорошо информированы.
— Каким образом? — поинтересовался Кинан. В голосе его слышалась боль.