Она взяла себя в руки и грустно заметила:
— По-моему, ты страдаешь больше меня.
— О мятеже я речи не веду, — сказал он. — За исключением мятежа против Константина, оставившего Британию ради собственных амбиций. В молодости я ошибся в отношении Максима и не хочу повторить свою ошибку. Позднее, может быть, когда Арморика станет сильнее… — Он и сам не знал, что будет тогда.
Она кивнула. Вроде бы успокоилась.
— Понимаю. Ты употребил это слово «король» — короткое слово, имея в виду нечто более сложное и изменчивое.
— Может, в конце концов, у него останется его первое значение, — признался он. — Я не провидец. Молись за наше завтра. Господь услышит тебя скорее, чем меня.
— Он услышит всех, кто к Нему обращается, — она на мгновение отвернулась от него и посмотрела на солнечное небо. Он стоял молча. За спиной его жужжало веретено.
Верания снова к нему обернулась.
— Нет, я думаю, ты сделал лишь то, что и должен был делать, — сказала она.
Он сжал кулаки.
— Я думал об этом, и мысль моя металась и билась, словно волк, угодивший в яму. Что делать — забрать тебя, Марка, Марию и бежать? Но куда? Нет для нас места во всей империи. Не поможет и перемена имен. Какую работу смогу найти я в своем возрасте, не имея к тому же профессии? Если только рабочим на плантации или рабом. Где поселиться? В лесу, у варваров? Разве это жизнь для тебя и детей? Нет, Верания, мы будем жить и умрем как римляне.
Голос Верании обласкал его:
— Понимаю. Люди погибнут без тебя и Саломона. Ведь ты облегчаешь им жизнь. Делай то, что должно, с моим благословением. Да и с Божьим тоже, — улыбка ее расцвела, как цветок. — Милый мой сторожевой пес.
Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, а она обхватила его голову руками. Исцеляющая волна подхватила его, и невольно припомнилось ее стихотворение — «Отличишь ли ты Собаку от Волка?»
Выпрямился.
— Благодарю тебя, — сказал он. — Пойду посплю немного.
— А потом?
— Напишу письма, в том числе и Нимете с Эвирионом. Они могут теперь вернуться домой.
«А потом, — думал он, — надо бы найти кузнеца, лучшего в Озисмии, а, может, и во всей Арморике». В Конфлюэнт охотно шли такие мастера. Он прикажет ему отложить в сторону остальные работы. Пусть выкует меч, достойный короля.
IV
Пошел дождь, не безжалостный, как в прошлое лето, а мягкий; от него наливалась пшеница и шептались листья. Выглянуло солнце и осветило паутину. Она повисла, словно драгоценная сеть с запутавшимися в ней звездами. Армориканцы так привыкли к своему дождливому климату, что не обращали на эти ливни никакого внимания. Они даже шутили, что семь сухих дней подряд — опасная засуха; ведь из-за нее увядает мох, которым они обросли.