Мы проводили с ней дни и ночи в течение двух недель. Объяснить себе это любовное увлечение я не могу, но все-таки попробую. Сначала у меня была возможность оказаться рядом с Аннабель, пребывающей в одиночестве в Париже и, стало быть, доступной для меня. Она дала мне понять, что я ей не безразличен и, если бы она не была с моим братом, она бы была со мной. Считая, что их разрыв неизбежен и может быть ускорен съемками в Венгрии, я сталкивался с возможностью абсолютною счастья, чего со мной никогда в жизни не происходило. Это меня пугало. Аннабель могла мне отказать, даже порвав с Фабьеном, в таком случае смерть была бы моим последним выходом. Чувство близости, которое так неожиданно подарила мне Софи, принесло мне некоторое утешение. Чувство, которое в детстве мы испытываем в своей семье и которое я так и не обрел, даже на своей собственной свадьбе. Когда каждый из двоих может уединиться в своем укромном уголке и при этом не чувствовать одиночества. Но это когда двое таких близких, а не других.
По воскресеньям Софи работала до часу дня. Но в тот день, когда я захотел познакомить ее со своей матерью, она сделала ради меня исключение. Я старался отговорить ее везти к Мароль корзину с ее лучшим товаром, но она меня не послушала, объяснив, что все люди обожают сыр, даже те, кто никогда его не покупает. Это как газеты или журналы. Когда мы сидим в приемной у врача или приходим к друзьям, мы набрасываемся на журналы, которые никогда бы не купили в киоске, хотя они намного дешевле, чем кусок сыра.
— У меня большая новость: бомж с улицы Ангьен умер, — сообщила Аннабель.
— Большая новость, — спросил Саверио, — это хорошая новость или плохая?
Он задал этот вопрос, обернувшись ко мне, полагая, что я как журналист являюсь единственным специалистом французского языка за этим столом.
— В газете, — ответил я, — я занимаюсь «умением жить», а не умением писать.
— Смерть бомжа, — сказала Катрин, — не может быть хорошей новостью.
— Он всем мешал. Из-за него Фабьен не мог продать свою квартиру.
— От чего он умер? — спросил я.
— Кто-то его зарезал. Клянусь, что это не я. Должно быть, кто-то из его дружков. Эти люди ненавидят друг друга. В основном это бывшие заключенные.
— Во Франции бывшие заключенные ненавидят друг друга? — удивился Саверио.
— Во Франции все ненавидят друг друга, — сказала Катрин, — это национальный спорт, в рейтинге он стоит перед футболом и регби.
— Тогда почему в этой стране так приятно жить? — удивлялся итальянец с наигранной наивностью.
И высокопарно добавил, обращаясь к Софи: