И наступила полная темнота…
…которую сменило яркое солнечное утро. На небе не было ни
тени вчерашней непогоды. Парусник, подгоняемый попутным ветром, легко и быстро
рассекал ослепительно-синюю гладь.
— Человек на якоре! — раздался вдруг звонкий юношеский крик.
Его оборвал хриплый со сна голос капитана:
— Ох-ох-ох!.. Юнга, ко мне! Это еще что за
команда? Надо говорить: человек за бортом... за бортом... за бортом!
Каждое слово капитан для вразумления сопровождал
увесистой затрещиной.
— Да знаю я, что правильно — за бортом! — держась за затылок, оправдывался юнга. — Но разве я виноват, что этот —
на якоре?..
— Где?! — Капитан подошел к борту, наклонился и озадаченно крякнул.
Внизу, действительно, висел привязанный морским
узлом к якорю человек. Голова его бессильно падала на грудь. Его качало из
стороны в сторону, и если бы не пояс, он давно бы упал с якоря в волны.
Удивлению капитана не было границ:
— Поднять человека... тьфу, якорь! — не замечая мстительной ухмылки юнги, скомандовал
он.
Матросы, недоуменно переговариваясь, осторожно
подняли якорь на палубу, отвязали беглеца и уложили перед капитанским помостом.
— Ба! Клянусь трезубцем Посейдона! Да ведь это — Сизиф! — наклоняясь над ним, в изумлении воскликнул капитан.
При упоминании этого имени один из работающих на
палубе матросов, судя по лицу и одежде — эллин, разогнулся и бросил быстрый, цепкий взгляд на лежавшего. Другой,
в сарматских штанах и лицом варвара, с неподдельным изумлением уточнил:
— Тот самый, которого ваши боги заставили
поднимать на гору камень, что все время падает?
— Нет, то вечный узник Аида! — ответил ему капитан. — А это — капитан Сизиф. Его так прозвали за чудовищное невезение. Никто даже не
знает, как его и звать на самом деле. То ли Александр, то ли Кассандр... Он
строит один за другим корабли и, словно какой-то рок тяготеет над ним, каждый
раз лишается их. То шторм, то за долги... Эй, Сизиф, что случилось с тобой на
этот раз? — встряхнул он за плечи
беглеца.
Послышался громкий протяжный стон.
Беглец открыл глаза и воспаленным взором обвел
склонившиеся над ним лица.
— Карнеад... Ты?! Хвала богам! — с облегчением выдохнул он. — А я думал, опять пираты!..
— Ох-ох-ох! Какие же мы пираты? Так — всего лишь перевозим грузы, хозяева которых
почему-то не хотят, чтобы об этом знали власти! Надеюсь… ты не выдашь нас?
— Что ты, дружище! Я ведь и сам порой занимаюсь
тем же! Точнее, занимался... Всё! Больше опять не на чем. Моя несчастная
«Артемида», лучшая в Аполлонии триера, ограбленная и сожженная, покоится теперь
на морском дне!