— Но если он умен, то это только усложняет нашу задачу.
— Наоборот — упрощает!
Консул взглянул на недоумевающего претора и пояснил:
— Ученый ум царя поможет ему быстро понять нас. А его ненависть к своим
подданным и великое множество врагов еще больше ускорят это. Первое, — загнул
он палец, — Аттал давно уже ищет случая, чтобы унизить, растоптать свой народ.
Второе — в Пергаме сейчас крайне неспокойно: бунтуют рабы, волнуется сельское
население, купечество, наемная армия. Все они уже открыто высказывают ненависть
к Риму, вернее, к нашим ростовщикам. Вот-вот может начаться бунт, и без нашей
помощи тогда Атталу и его знати не устоять. И третье: Аттал прекрасно понимает
фактическое господство Рима над Пергамом, хотя его царство и самое сильное в
Малой Азии. Что после всего этого остается сделать Атталу?
— Да! Что?..
— Только одно. Завещать после своей смерти царство Риму! — выждав паузу,
улыбнулся Эмилиан.
— Завещать царство? — переспросил ошеломленный претор.
— Да! — нетерпеливо вскричал консул, раздраженный непониманием старика,
которому он вынужден доверить такое дело. — Царство со всеми подданными, нашими
будущими слугами и рабами, гаванями, пастбищами и — сокровищницей! Надо только
подать такую мысль последнему Атталиду. Понял, наконец?
3.
Пергамент не краснеет
Претор просиял.
Двигавшийся несколько десятков лет по служебным ступенькам к вершине
власти, отдавший все состояние на подкупы и подарки избирателям, влезший в
неоплатные долги, связанный по рукам и ногам взятками, он уже видел себя
наместником новой провинции. Да еще какой! Он выжал бы из Пергама столько
золота, что возвратился в Рим самым богатым человеком, без труда расплатясь с
кредиторами.
«Бедным он приехал в богатую провинцию, — с завистью говорили бы о нем, —
и богатым уехал из бедной провинции!»
— Ну, — поторопил его Эмилиан, как бы читая мысли претора и думая про
себя: «Ну, побудешь ты немного в новой провинции, много тебе при твоей старости
там не выдержать. А потом, рассчитавшись с Нуманцией, я сам нагряну туда!»
— Завещать целое царство, как завещают дом, виллу или несколько тысяч
сестерциев?1 — очнулся претор.
— Ну, наконец-то! — усмехнулся Эмилиан.
— И без войны овладеть богатейшим государством, всей его казной?!
— Ты делаешь успехи!
— Но у Аттала есть брат! — вдруг вспомнил претор, и лицо его помрачнело.
— Аристоник? — уточнил Эмилиан. — Этот сын царя и рабыни?
— Он сейчас в расцвете сил, и по греческим законам может наследовать
престол брата…
— С каких это пор римский судья стал интересоваться греческими законами?
— удивился консул и посоветовал: — Забудь про Аристоника. После убийства матери
и невесты Аттал перебил почти всю свою родню. Аристоника же он посчитал убить
ниже своего достоинства и ограничился тем, что запретил ему жить во дворце.
Теперь его сводный брат разделяет трущобы Пергама с нищими и рабами. Помеха ли
нам такой «наследник»?