- Я буду ждать тебя, Гэс, - прошептала она.
- До свидания, малышка, - сказал он, повернулся и бросился прочь. Он бежал среди деревьев, сильный, златовласый как могучий викинг Лейф Эриксон, а вокруг него простирались уже мрачные леса Пруссии. Бежал он без передышки до самого дома.
Когда ужин закончился, Лу, отодвинув стул, встал, во весь свой огромный рост:
- Пора уже, думаю, сказать вам, что я иду в армию. В канадские части, которые отправляются в Европу.
- Когда? - спросил отец.
- Уезжаю завтра утром.
- Послушай меня, Лютер, - сказал отец, стараясь, чтобы в его голосе прозвучали благоразумие и умеренность. - Насколько мне известно, немцы наступают на всех фронтах. Еще несколько недель - и они сломят французов.
- Тем больше причин отправляться немедленно, - ответил Лу, глядя темными, как у молодого оленя, глазами в окно, где он уже видел la belle France распростертой под ногой германского зверя.
- Но к тому времени, как ты туда доберешься, все уже будет окончено!
- Может быть - да, а может быть - нет. Папа, вы всегда говорили, что следует исполнять свой долг.
- Твой долг здесь, на ферме! Столько всего нужно делать, а наемных работников сыскать теперь трудно. Я же не могу платить им так, как платит Дюпон своим рабочим!
- Не покупайте, в таком случае, больше земли, - сказал Лу, рассмеявшись. - Удовлетворитесь тем, что уже имеете. Ведь вы и так владеете половиной графства Форд. И беспокойства будет меньше, и неприятностей всяких.
- Я тоже иду в армию, - вдруг заявил Гэс.
- А ты заткнись, - сказал Мартин. - Тебе только четырнадцать лет.
- Мал еще, - поддержал старшего отец.
- Я уезжаю утренним поездом, - сказал Лу; на лице у него было решительное выражение, хотя на губах постоянно играла улыбка. - Мы придем, победим или умрем.
Кейти начала плакать - слезы обильно катились из глаз, из носу текло.
- Ты никуда не поедешь, - сказал отец.
- Пожалуйста, Лу, не надо, - стала упрашивать мать, вытирая нос передником. - Пожалуйста, не надо уезжать!
- Здесь я оставаться больше не могу, мама. - Голос Лу был ровным, спокойным - в нем не осталось и следа насмешки или веселья. - У вас есть папа, у него есть вы, у вас, к тому же, столько земли, что обработать ее вы уже не в состоянии... И в доме у нас уже давно никто не смеется.
- Жизнь не такая уж веселая вещь, - сказал отец. - А солдаты, чтоб ты знал, обыкновенные дураки, которым никогда ничего не достается.
- Неужто? - Лу разразился своим язвительным смехом.
- Как я вижу, ты совсем не читаешь Библию. - Лицо отца багровело все сильнее.