Лу сидел на стуле и клевал носом. На столе, застеленном клетчатой клеенкой, стояла пустая бутылка. Отец стоял возле умывальника и выливал содержимое из второй бутылки, держа ее так, будто она была отвратительной змеей.
Услышав, как хлопнула дверь, Лу зашевелился и запел, захлебываясь словами:
- Мадмуазель из Арментьера
Позвала Фрица на часок
Пройтись в зелененький лесок,
Чтоб обниматься, целоваться
И в мягкой травке кувыркаться.
А на травке, в лесном мраке,
Воткнула она Фрицу штык в сра...
- Замолчи! - закричал отец. - В доме женщины!
- Мадмуазель из Арментьера,
О, мадмуазель из Арментьера,
Можно забыть и снаряды и газ,
Но не забыть ее ласковых глаз!
- Это все из-за тебя! - крикнул отец, испепеляя Гэса взглядом.
- Не знаю, папа, - сказал Гэс.
- Кто привез ему эту гадость? Сам-то он со двора не может выйти!
- Все виноваты понемножку. - Гэс смотрел отцу прямо в глаза.
- Прекрати сейчас же!
- О мадмуазель, о, мадмуазель...
- Если вы не будете прислушиваться к другим, папа, вам никогда ничего не понять.
- А я и не собираюсь прислушиваться к семнадцатилетнему щенку, который сам не понимает, что делает! Нашелся защитник этого пьяного сквернослова, этого... этого калеки!
- Ну, ладно, тогда я снова вернусь в поле.
- Никуда, Гэс, ты сейчас не пойдешь! Ты выслушаешь все, что я тебе скажу! И вообще - отныне ты будешь делать только то, что я тебе буду приказывать!
- Да, сэр. Я понимаю и не сержусь на вас.
- Мне не нравится, каким тоном ты со мной разговариваешь!
- Папа, вы, наверное, не помните, у нас когда-то был наемный работник, Джюбал... Черный, играл на банджо.
- Отчего же не помню? Отлично помню его дерзость и наглость...
- Ах, французы, ах, французы,
Берегут свои рейтузы,
А сражаться не умеют,
Только жрут, да все толстеют...
- Вы прогнали его осенью, помните?
- Я его не прогонял, он сам ушел! Он был негодный работник.
- Нет, он был хороший работник, но вы хотели побыстрее рассчитать его, потому что он черный. И потому что он играл на банджо, которое, кстати, поломал Мартин. Но тогда вы разговаривали с ним точно так же, как сейчас разговариваете со мной.
Отец с налитыми кровью глазами, казалось, встал на дыбы, как дикая лошадь.
- Все, хватит! Отведи... отнеси этого порочного человека в его комнату и молись о том, чтобы он осознал пагубность того пути, на который встал!
- Пойдем, Лу, - сказал Гэс, поворачиваясь к брату; голова у того тряслась; глаз совсем остекленел. - Пора в постельку.
Гэс поднял его, как осиротевшего ягненка; его поразило то, насколько легким было тело Лу. Гэса охватила острая жалость: он хорошо помнил, как они плавали через реку - каким могучим выглядело тогда загорелое тело старшего брата. А теперь сильный пахарь, с широкими плечами, нес своего павшего брата.