— Так приводите его к нам! Что же прячете такой талант!
— К сожалению, это невозможно… Он погиб, исполняя служебный долг.
— Такая потеря!
— Невосполнимая. Но ученик должен превзойти учителя. Скоро, если уже не сегодня, убийца будет изобличен и пойман. — Кажется, Аполлон Григорьевич и сам в это поверил. Так ему было хорошо.
— Это прелестно! — сказал Монфлери, совершив последний взмах и глядя в зеркало на свое произведение. — Горячий компресс, мон шер, — это то, что сейчас нужно.
Шелковые щеки не возражали предаться сладкой пытке. Принесли полотенца, нагретые ровно настолько, чтобы не обжигать, а холить кожу теплом и ароматом ванили с мятой. И Лебедев погрузился в них.
Сквозь волны блаженства Аполлон Григорьевич слышал, как сосед отказался от укладки, сославшись, что слишком торопится. Судя по вздохам, Монфлери был опечален, что Анри не смог вознести драгоценного клиента на высоту удовольствий и тот уходит не совсем идеальным. Приличия требовали сказать «до свидания» знакомому, но жар полотенец был так хорош, что не было человеческих сил оторваться от него. И Лебедев остался в жаркой темноте.
* * *
Роберт Онуфриевич не мог поверить такому счастью. Откуда ни возьмись свалился спаситель. Хоть росту в спасителе от силы два с половиной аршина, молоко с губ обсохло на днях, да и чин самый пустяшный, но теперь есть на кого взвалить обузу. Мальчишка на вид — желторотый птенчик, но раз от Лебедева прислан, значит, есть за что. А приглядишься: и смышленый, и напористый, и хваткий. Как появился, так и затребовал дело. Сердце пристава невольно умилялось стараниям юноши. Его-то родное дитятко схожих лет утруждало себя лошадьми на скачках да актрисками в театрах. А этот — трудяга, вон как принялся.
Бублик предоставил карьере великого сыщика двигаться без помех.
Первое время Коля ожидал, что сейчас его погонят в лавку, но чиновники 1-го Литейного вели себя уважительно, а дежурный принес чай, да еще с сахаром. Гривцов покраснел, кое-как пробормотав благодарность. И за бумажки взялся со всем старанием.
В них было не так уж и много дельного. Жертва — Саблина Мария Ивановна, двадцати шести лет, из мещанского сословия. Зимой 1893 года приехала из Вологды на заработки. Паспорта не имела, но разрешение на проживание в столице было выправлено как полагается. В домовой книге «Дворянского гнезда» была зарегистрирована чуть меньше девяти месяцев назад. Где проживала до этого — ничего не сообщалось. Но установить это полиции по силам, только времени отнимет. По словам владельца меблированных комнат, платила исправно и в срок. Источник ее доходов следствие установить не успело. К делу только прилагалась справка: среди билетных