— Волею судьбы вы остались живы, — начал он. — Но ваша трусость наложила на вашу жизнь печать позора. Вы будете спать за пределами лагеря. Станете рабами солдат. Вам будет едва хватать хлеба, и вы можете навсегда забыть о почестях. Вы будете есть ячмень, как рабы, и выполнять работу, которую выполняют рабы. Вы будете убирать дерьмо и рыть землю. Вы получите оружие только в том случае, если дадите присягу никогда с ним не расставаться. Стоимость оружия будет вычтена из вашего жалованья. Если вы его снова бросите, никакой бог, никакая жеребьевка не спасут вас от казни.
Он указал на пятьдесят распростертых на земле тел.
— Посмотрите на тех, кого выбрал жребий. Они были не более трусливы, чем вы. Они заплатили за вас!
Красс вынул меч из ножен, взмахнул им, затем резко опустил.
Секиры обрушились.
Потом солдаты подцепили крюками головы и обезглавленные тела.
Они держали их перед легионами, перед выжившими дезертирами, перед легатом Муммием, который стоял, по-прежнему опустив голову.
— Впредь эти легионы будут предпочитать казнь побегу, — сказал Красс Юлию Цезарю. — Один страх вытесняет другой. Нужно, чтобы каждый солдат боялся меня больше, чем Спартака!
Дробь прекратилась. Пятьдесят тел и голов сложили в две кучи, и вокруг них стали хлопотать беглецы, которых пощадила судьба. Центурионы бранили и били их. Бывшие воины принялись рыть рвы и разжигать костры. Тела убитых сжигали.
Легионы продолжали стоять в линии. Лициний Красс, Юлий Цезарь и Фуск Салинатор, а также центурионы, командующие первой центурией когорты, ждали, когда затрещат первые костры.
Внезапно раздался громкий и сильный голос:
— Лициний Красс, твой легат Муммий перед смертью приветствует тебя!
У подножия пригорка на коленях стоял Муммий. Сжимая меч двумя руками, он вонзил его в грудь, затем упал ничком.
В этот момент из костров посыпались искры и повалил едкий дым, разнося запах горелой плоти.
Мечи снова ударили в щиты, все быстрее, сливаясь в один тяжелый долгий звук.
Лициний Красс склонился над телом Муммия.
— Сожгите его вместе с остальными, — сказал он.
Затем, повернувшись к Цезарю и Салинатору, добавил, потрясая мечом:
— Мы отомстим за этих римлян. Я больше не дам Спартаку ни дня передышки.