Легат снова опустил голову.
— Они были нагими, — продолжал он. — Их тела были вымазаны грязью, маслом, а иногда и кровью, лица выкрашены в темный цвет. Они ревели нечеловеческими голосами, не обращая внимания на удары, которые мы им наносили. Я ранил многих, но тела с отсеченными руками продолжали драться, кидались на меня, чтобы вцепиться зубами. Среди них были и женщины, такие же голые и еще более свирепые.
— Твой голос все еще дрожит, Муммий! Ты показал своей армии пример не мужества, а страха. Твои солдаты думали лишь о спасении жизни и побросали оружие. Они бежали, как трусливые и глупые ягнята. Бежали до тех пор, пока не достигли моих легионов. Я увидел их с обнаженными головами, без оружия, без щитов и подумал, что умру от отвращения. Они стоят меньше, чем самые гнусные из рабов!
Легат сделал шаг вперед.
— Убей меня, Лициний Красс! — сказал он.
Проконсул посмотрел на него. Его лицо исказилось презрением. Он крикнул, отчеканивая каждое слово, указывая рукой на безоружных людей.
— Центурионы, соберите этих дезертиров, этих трусов, в группы по десять человек, и пусть жребий выберет по одному из каждой группы.
Один за другим те, на кого по воле богов пал жребий, выстроились в ряд перед вооруженными легионами.
Их набралось пятьдесят. Они стояли опустив головы, покорные своей участи.
Они не повернули головы, чтобы посмотреть на тех, кого пощадила судьба, на четыреста пятьдесят человек, так же как они, побросавших оружие, но избежавших смерти.
Прижавшись друг к другу, выжившие смотрели на то, как с обреченных начали снимать одежду, поскольку они должны были умереть нагими, как звери, как трусы, которыми они и являлись.
Красс поднял руку.
Солдаты принялись бить мечами в щиты. Эта тяжелая медленная дробь разносилась по всей долине, будто билось огромное сердце, охваченное страхом.
— Наказание вернет вам храбрость! — прокричал Лициний Красс. — Я буду убивать каждого десятого из каждой когорты, центурии, из каждого легиона, посмевшего отступить перед этой ордой рабов!
Пятьдесят человек были раздеты.
Красс снова подал знак.
Солдаты принялись хлестать обреченных длинными прутьями, держа их обеими руками.
Они хлестали по плечам и спине, бедрам и икрам ног, бокам и груди.
Истерзанные тела вскоре покрылись глубокими кровавыми полосами.
Солдаты вышли вперед, держа на плечах секиры.
Один удар — и тела одно за другим опустились на землю. Некоторые сначала встали на колени, другие сразу повалились лицом вниз.
Палачи посмотрели на Лициния Красса.
Скрестив руки на груди, он с пренебрежением разглядывал тех, кому даровал жизнь. Складки, обозначившиеся вокруг его рта, свидетельствовали о глубине его презрения.