— Значит, вы мне не верите, — мрачно сказала она, — а я вам должна поверить.
— Думай, что говоришь, — буркнул участковый. — Кто ты и кто я? У меня есть основание тебе не верить! — Он повысил голос. — Вы со своим папашей всех вокруг за нос водили уж не знаю сколько лет, чистенькими казались. Так? Так! — Он обвинял Завет. — Да вы оба, дорогая моя, теперь профессионалы обмана! Вам обмануть — раз плюнуть! Сравниваешь… Я — при должности. Мне обманывать не положено. Да и нет нужды.
Он оскорбленно помолчал и добавил уже поспокойнее:
— К тому же, у тебя и выбора-то нет. Или верь мне, или под суд пойдет твой папаша.
— Я не буду обвинять Отца, — сказала она. — Это подло. Он мне не простит. А даже если… то я сама себе не прощу.
Что-то человеческое на миг мелькнуло в глазах участкового.
— Вот упрямая девка, — процедил он сквозь зубы. — Хочешь помочь… а тут…
Он шумно вздохнул.
— Черт с тобой. Какая б ты ни была… единственно, из уважения к тому, что сказала… — Он помедлил, подыскивая слова. — Давай такое придумаем, чтоб обоим сгодилось.
— Есть другой способ? — жестко спросила она.
— Ну, пусть не заявление. Допрос потерпевшей — устраивает?
— Я не считаю себя потерпевшей.
— Закон считает!
— А что считал закон, — спросила она, — когда здешние били меня и хотели изнасиловать?
Оба зло помолчали.
— Хорошо, — устало сказал он, — объяснение дашь? По свободной форме?
— Объяснение, заявление… Какая разница?
— Большая разница, — сказал он, — заявление обязывает нас завести дело, — а объяснение, это так… можно реагировать, можно нет… Для меня, если что, будет вновь открывшееся обстоятельство, а для тебя — уж во всяком случае, не обвинение отца. Просто подтверждение тому, что и так уйма народу видела.
Она думала.
— Если хочешь знать, — сказал он, — я вправе прямо сейчас официально потребовать у тебя объяснение.
Она взялась за голову обеими руками.
— Учти, — добавил он угрожающе, — сейчас не согласишься, больше не предложу ничего.
— Давайте бумагу, — сказала она сдавленным, чужим голосом.
* * *
Ее посадили писать в другой комнате. Стояла задача: положить Царство на бумагу. Предать? Невозможно. Нужно было найти способ написать бумагу без предательства.
За полчаса она последовательно исчеркала два бумажных листа, с двух сторон каждый, и попросила еще, чтобы в итоге создать десяток строк, а потом еще полчаса просидела, ожидая, пока Семенов освободится. Вокруг нее совершались какие-то дела. Входили и выходили какие-то люди. Она тупо смотрела прямо перед собой. Время, не заполненное действием, перестало иметь для нее значение.