— Видите, как хорошо, что вы рассказали мне эту историю, ваше сиятельство. Мало того, что я получила огромное удовольствие (рассказывать только ради этого, право, не стоило бы); главное, что теперь я настолько отчетливо представляю себе все детали этих ужасных подземных ходов, что никакой падле меня ни за что не прижучить, даже самой что ни на есть поганой-препоганой.
— Да уж, — отозвался князь.
— Одно только мне не совсем понятно, — продолжала Марина, — если говорить о деталях этого путешествия. Почему, спускаясь с высоты в сорок два метра, вы связали целых пять веревочных лестниц? Ведь и четырех за глаза хватило бы.
— Но четыре лестницы — это всего сорок метров, — возразил князь. — Как же остальные два?
— Но если вы поднимете руку, в вас как раз будет два метра, — не сдавалась Марина. — Это значит, от нижней ступеньки даже прыгать бы не пришлось. Вдобавок лестница должна была хоть немного вытянуться под собственным весом; коли так, она едва не достала бы земли.
— А если бы земля была ниже?
— Как ниже? ведь это прибор показал!
— А если прибор наврал, черт побери?
Марина раскрыла рот — да так и закрыла, не найдя уж что сказать на такой аргумент.
— Поразительная в тебе способность обламывать, — с досадой сказал князь. — Я весь выложился, рассказывая тебе по твоей же просьбе… эпитеты подбирал… Такие события! это достойно пера живописца — а ты о какой-то веревочной лестнице…
— Ваше сиятельство, — опешила Марина, — да разве вы не поняли, что я спросила о ней только затем, чтобы показать свою внимательность к спелеологическим подробностям, а не только к живописным картинам. Сказать по правде, мне до этой лестницы и дела нет… фу на нее! Конечно, самое огромное впечатление производят именно живописные картины; я же говорила вам, как на меня подействовала картина падающих камней. О, эти камни! я будто своими ушами слышала их грохот… а вам было очень больно, ваше сиятельство?
— Не помню, — буркнул князь. — Я был занят другим.
— Ну конечно, — вздохнула Марина, — это был шок… как я сразу не сообразила! Я смотрю, вы решительно не хотите говорить со мной о ваших ногах. Но все-таки вы легко отделались, ваше сиятельство! Если судить по темпам вашего выздоровления, у вас было несколько переломов, скорее всего закрытых; а я как представлю себе эти страшные камни, так сразу и возникает мысль о гангрене и ампутации. Глупо, не правда ли?
Князь молчал.
— Но что восхищает, — продолжала Марина, — так это ваше умение выстроить сюжет: каждое действие завершается катастрофой, притом тяжесть повреждений от раза к разу растет. Подумать только, горящая лава! Вначале, безусловно, глубокий ожог четвертой степени, хотя трудно сказать, «а» или «б»… да и что потом, понять трудно. Отчего же все-таки умер этот Иванов? — произнесла она задумчиво. — Вы, конечно, думаете, что от ожога… это логично, так как повреждено не менее шестидесяти процентов поверхности тела; однако не стоит пренебрегать и другими причинами: к примеру, при падении мог быть сломан шейный позвонок… во всяком случае, тот факт, что он не отполз в сторону, а корчился прямо под горячей струей, косвенно свидетельствует о нарушении функций опорно-двигательного аппарата. Наконец, будучи полностью, как вы говорите, поглощен лавой, он мог умереть от асфиксии, ваше сиятельство.