— Кто привел?
— Неважно, — сказала Вероника и покраснела. — Не спрашивай, прошу… Это правда неважно.
— Ну ладно, — согласилась Марина, отмечая про себя такую несколько неожиданную реакцию Вероники.— Ты помнишь того мужика?
Вероника усмехнулась.
— Я ему стала рассказывать, какой у меня хороший муж и как ему трудно… дура была! Ну, трахнул он меня как попало… а потом всю ночь утешал.
— Ага. Значит, ты фактически верна Валентину.
— Да… конечно, если не считать…
— Ну разумеется, — развела Марина руками, — если не считать!
От ее едва ли не издевательского тона у Вероники испортилось настроение. Все было плохо. Красиво, а плохо. В игре имени Эриха Берна им с Зайкой не было продыху; Зайка еле отпросилась на несколько дней в Барселону… Как плохо без Зайки. Она подумала, что едва ли не боится Марины. Думала, сеанс их снова объединит… Ну и что ж, подумала она, что ты умная. А пизду выставляла мне навстречу… исходила запахами… стонала, кончала… Веронику передернуло от острого желания. Сопротивляться было невозможно.
— Хочу перерыв, — сказала она. — Мне нужно…
Она нервно огляделась. Марина молчала, уставивши на нее слегка потемневшие глаза.
— Кончить, — буркнула Вероника. — Разрешается?
— Почему нет, — хмыкнула Марина. — За столом?
— Не подкалывай; ты знаешь, что у меня это громко. Схожу в туалет, что ли…
— Давай.
— Не хочешь со мной?
— А там чисто?
— Откуда мне знать? Здесь везде чисто…
— Ладно, — решила Марина. — Пошли.
Они пересекли зал и проследовали по указателю.
— Смотри, как положено — мужской и дамский.
— А что, мог быть на всех один?
— В такой маленькой кофейне — запросто.
— Я редко бываю в таких местах…
Туалет между тем оказался не только отдельным, но и даже на две кабинки, обе пустые. Они заперлись в одной из них, и опять Вероникой завладела проекция — «Французские Линии»… Зайка, устилающая бумагой белоснежное сиденье… ее пальчики… ее пальчики! Спеша, Вероника взялась одной рукой за локоть Марины — просто для устойчивости, не желая опираться на стенку — а другой проникла к себе в трусы. Она представила себе, что это не ее пальчик, а Зайкин. Она прикрыла глаза и тихо застонала. Голоса за дверью… молодые девичьи голоса… ругались матом, и это было в кайф… так недавно…
Она представила себе, как те зашли, как заговорили о блядских туфлях и ноющих ноженьках… о бабе Наде… и пахнуло чем-то родимым, утраченным… Она почувствовала слезы в своих закрытых глазах. И, будто отзываясь на ее мысленную мольбу, дверь в туалет отворилась — точно так же, как и тогда… Это наши, мелькнуло в голове Вероники; ну — скажите же что-нибудь! Спиздите мыло!