— К сожалению, — улыбнулась Мария.
Семенов покачал головой.
— Удивительно похожи бывают люди…
Князь успокоился, видя, что их разговор затух.
— Все-таки, — сказал он, — пока все равно мы здесь поневоле объединены этим томительным ожиданием, не поведаете ли мне в общих чертах, за что вы? каковы ваши ценности, идеалы?.. Независимо от моих убеждений, я хотел бы узнать, за что сражаются мои враги.
— За чистоту, — кратко сказал Семенов.
— Чистоту… простите, чего?
— Всего, — сказал Семенов, — но в первую очередь морали и водки. Загадили все… разрушили, осквернили… Теперь восстанавливать, очищать.
— Странно, — сказал князь. — Я бы мог подписаться под каждым вашим словом; единственное, что я бы водку не ставил в первейший ряд.
— В этом-то между нами и разница…
— Очевидно, — хмуро сказал князь и затушил сигарету; у него пропало желание продолжать разговор. Семенов, видно, это почувствовал, тоже затушил свое курево, кивнул головой, отошел к своим.
Князь приблизился к мальчику. Все это время он нарочито держался подальше от него, не желая бередить душу. Однако он должен был кое-что сказать ему — должен был и никак не решался, все откладывал… Вздохнув, наконец он решился.
Он присел перед мальчиком и рукою поманил к себе жену.
— Ваше высочество, — сказал он шепотом, чтобы на другой стороне не было слышно, — пока вас удерживали в плену, я совершил два поступка. Оба они были продиктованы срочной нуждой; но оба они требовали бы вашего милостивого соизволения.
Мальчик внимательно слушал.
— Разумеется, в ваше отсутствие я не мог его получить; мог лишь надеяться, что вы одобрите мои действия после того. Прошу вас, заслушайте меня и скажите свое слово; как бы вы не решили, я не хочу оставаться с этим грехом на душе.
— Говори, — прошептал мальчик.
— Во-первых, я взял в жены Марию. Обряд совершен по-православному, два часа назад.
— Поздравляю, — тихонько сказал царевич и, взглянув на Марию, подмигнул ей, как тогда, в круге. — Я рад. Конечно, я бы позволил. А во-вторых?
— Я снял с себя звание генерала Ордена, ваше высочество… и передал его моей супруге, княгине Тверской.
Какой бессовестный врун, подумала княгиня и с упреком посмотрела на мужа: не супруге и не княгине ты передавал… Князь покосился на нее просительно и виновато. Не губи, голубушка, говорил его взгляд… да, сделал наоборот… но духа не хватит признаться в таком царевичу; возьмем уж на нас двоих сей невеликий грешок.
Царевич нахмурился.
— Как ты посмел? — грозным шепотом спросил он.
— Ваше высочество, — сказал князь и опустился с корточек на колени. — Вы сами слышали; я сдаюсь. Только так можно было вызволить вас; даже если мне сохранят жизнь, я не скоро смогу приступить к действию.