«Ага, — догадалась Маша, — а теперь, чтобы это счастье подольше не улетучивалось и оставалось с тобой, ты должна прикрыть его сверху чем-нибудь обыкновенным, но не плохим… а лучше всего каким-нибудь неважнецким удовольствием. Ну точно! это и есть закупорить».
«Я же говорила, ты меня поймешь».
«Простите, — вмешался я, видя, что дело пошло к концу, — а мне не отломится небольшого кусочка? Ведь я, что ни говорите, условия создавал».
Они переглянулись и дружно расхохотались.
«Что здесь смешного?» — спросил я.
«Теперь мне ясно, почему твоя квартира так бедна, — сказала Инна, вставая с кресла и увлекая Машу вслед за собой. — Ты же совсем глупый! Я специально рассказывала Маше подробно, чтоб даже ты, присутствуя, мог понять… ведь я не эгоистка, я дала и тебе возможность получить свой кусочек и даже закупорить его; а если ты эту возможность не использовал — что ж, тем хуже для тебя. Идем, Маша».
И они ушли.
* * *
— И я остался один, — сказал Вальд. — Я и так-то подозревал, что ни черта не смыслю в нынешних житейских подходах и ценностях; а позавчера, после этого случая, я окончательно это понял. Вот бы можно было брать женщин из другого времени! Я бы смотался в свою молодость, на танцплощадку… в библиотеку, в кино… Фил, какие там были девочки! Да ты должен помнить — ты-то успел… Любую бы сейчас сюда! причем пусть ей будет даже столько же, сколько мне… ну, почти столько же…
Он горестно махнул рукой.
— Тебе просто хронически не везет, — осторожно заметил Филипп. — Наверняка и сейчас есть такие… нужно только терпеливо дождаться.
— Уже и времени нет, дожидаться-то.
— Да ладно тебе! Еще не вечер.
— Нет, Фил. Уже вечер. Опускаются сумерки…
Тема утухла. Вальд начал поглощать лапшу, ловко орудуя фарфоровой хлебалкой и палочками, но вид у него при этом был грустный.
— Мы не договорили о деле, — сказал Филипп, возможно, несколько более живо, чем требовалось. — Поскольку люди мутные, я думаю… что с тобой? Эй, не шути так!
Вальд внезапно побледнел как смерть. Он выпрямился в кресле, даже выгнулся назад, как делают тореадоры. Он уронил хлебалку и палочки. Он задрожал; лоб его заблестел, и по нему потекли струйки пота.
Филипп вскочил, желая сделать что-нибудь, хотя бы позвать на помощь. С грохотом упало кресло. Рука Вальда мертвой хваткой вцепилась в Филиппа, не дала отойти от стола.
Вальд хрипел, силясь, кажется, что-то сказать. Глаза его вылезли из орбит; свободной рукой он схватился за горло.
— Измена! — закричал Филипп. — Отравление!
Вбежал официант, оценил обстановку; подскочил, попытался вытащить Вальда из кресла. Вальд отпустил Филиппа и замахал на официанта руками; покачнулся в кресле, рухнул на пол, покатился, забился в конвульсиях, в диком, безудержном кашле.