— Прошлой ночью вас предупредили, чтобы вы не покидали своего дома. Но вы предпочли скрыться. Почему?
Мерильда снова глубоко затянулась. Он терпеливо ждал.
— Хорошенькое предупреждение! Этот хлыщ сразу стал меня лапать и тыкать в нос пистолет!
«Васкес? Вот как!.. Ну, милый...»
— Почему вы решили покинуть родину?
Она посмотрела на него с нескрываемым удивлением?
— Оставаться? Зачем? Что связывает меня с этим городом? Ни семьи, ни друзей, ни дома... — Она усмехнулась: — А завтра вы еще захотите послать меня на рубку сахарного тростника.
— Да, это будет ужасно. Скажите: хоть однажды за всю свою жизнь вы сделали что-нибудь полезное для людей?
— Как же! — повела рукой женщина. — Я постоянно давала работу моим портнихам. И пожалуйста, не читайте мне лекции по политэкономии.
«Конечно, вряд ли стоит рассказывать тебе о том, сколько людей должны были подыхать с голоду, чтобы ты могла давать работу портнихам».
— Я вообще не способна к учению — в колледжах у меня всегда были неуды, — продолжала она. — И я терпеть не могу политики. Политики вот так хватило моему мужу!
Мерильда провела ребром ладони по горлу.
«Что ж, если учение дается тебе так тяжко, не буду. Да и бесполезно. И почему уносишь ноги в Штаты, тоже не требует разъяснений: будешь обедать без карточек, по утрам принимать молочные ванны, а у нас не хватает молока детворе...»
— Кто из ваших родственников находится в Штатах?
— Уже никого... — Она спохватилась. — Ах, вспомнила: родной братец. Конрад.
«Почему она запнулась? Почему «никого»? Знает, что Ронка вылетел или отплыл сюда?.. Любопытно...»
— Давно вы не получали от него известий?
— Очень. Он ленив писать.
«Почему она отвечает так поспешно?»
— Говорит вам что-либо имя Бланка?
Мерильда насторожилась. Посмотрела на капитана. Отвела взгляд:
— Заурядное кубинское имя. — Сигарета сломалась в ее пальцах. — Не знаю! Не впутывайте меня! Я же сказала: политика — не моя сфера!
— К чему это вы — о политике? Я спрашиваю о вашей подруге сеньорите Бланке Гарсия де Сальгадо.
Она вымученно улыбнулась:
— Ах, о Бланке!.. Я не подумала... Конечно, Бланка — моя подруга детства.
Обрагон начал писать, в такт движению пера кивая головой. Чувствовал: женщина следит за ним. «Знает... Что-то знает...»
Он откинулся на стуле:
— Вот и отлично. Дело двинулось... Не просила ли ваша подруга детства передать что-либо брату?
— Неужели вас интересует лирика? Такие чувства, как любовь?
— Любовь и ненависть — родные сестры. А ненависть — как раз предмет нашего особого интереса.
Она загасила окурок в пепельнице:
— Бланка просила передать, что любит братца и ждет его.