— Но Глафира Георгиевна, действительно, благоволит Ольге. И они, действительно, похожи.
Надин обняла мужа.
— Пашенька, ты — племянник Грушининой. Сын ее родного брата. Была какая-то история с актрисой, нежелательная беременность, воспитательный дом. Глафира вмешалась, отдала тебя в семью, взялась опекать. Она твоя родная тетка.
Матвеев ахнул. Он знал, что Матвеевы не родные, а приемные его родители; что он сирота и взят из воспитательного дома. Тем не менее, новость потрясла его.
— Ну и дела. А я всегда гадал, с какой стати московская миллионщица печется обо мне? Зачем поддерживает тесное знакомство, почему напросилась в крестные моей дочери?
Знакомство с Грушиниными Павел свел на первом курсе в университетской библиотеке. Хорошо одетая дама спросила, не знает ли он студента, годного в репетиторы в приличный дом. Оплата хорошая, полный пансион. Матвеев ухватился за выгодное предложение и вскоре стал своим в доме богатого заводчика. Репетиторство отошло на задний план. И было, оказывается, лишь поводом.
— Да, — протянул Матвеев задумчиво. — Брат Глафиры … — сказать «отец» Павел не смог, — …вроде бы умер недавно?
— Года три назад.
Они были на похоронах. Глафира прислала телеграмму. Попросила сопровождать в Варшаву. Сейчас Павел пытался вспомнить лицо человека, лежащего в гробу. Лицо своего родного отца. Увы. Незначительное событие не сохранилось в памяти. Помнился богатый, вышитый золотом мундир, седые обвисшие усы, серые щеки в росчерках морщин. Больше ничего. И не надо, обижено думал Матвеев. Зачем помнить человека, который бросил меня.
— А…мать…где. же…
— Родила и упорхнула… — жалея мужа, сказала Надин.
— Сучка… — Матвеев болезненно поморщился.
— Только смотри, Паша, Глафире ни гугу. Я обещала молчать, страшную клятву дала.
— К чему эти тайны? — удивился Матвеев. — Взрослые ведь люди.
— Ей стыдно за брата, неловко перед тобой. Пусть будет, как она хочет, ладно?
— Ладно, — отмахнулся Павел. — С Олей выяснили. Что у нас дальше по программе? Наследство?
— Старуха завещала все Ольге. Она ненавидит родню мужа и после смерти Леонида делает все возможное, что бы Грушининым ни досталось ни копейки.
— Но имеет ли Ольга право на эти деньги? — засомневался Матвеев.
— Имеет, — отрезала Надин. — А вот ты не имеешь права вмешиваться в чужие дела. Как Глафира решила, так и будет. Не лезь в чужой монастырь со своим уставом. Не лишай человека удовольствия.
— Кстати об удовольствиях… — Павел притянул к себе Надин, чмокнул в нос, подмигнул, — давай мировую, а…
После мировой лежали, тесно прижавшись друг к другу, вбирая тепло, отдавая нежность. Сыто и сладко ныло естество, от новых желаний кружилась голова.